— Сегодня я вижу тебя в последний раз.
Трейси удивился:
— Что ты имеешь в виду?
Май спокойно смотрела на него, ее черные глаза блестели:
— С тобой что-то произошло.
Снаружи рокотал неумолчный говор Чайнатауна.
— Не понимаю, почему ты цепляешься за это место. У тебя достаточно средств, чтобы жить где-нибудь еще...
— Извини, — тихо произнесла она, — но теперь это не твое дело.
Трейси знал, что встревожил ее сразу же, как вошел. Не было ничего, что она не могла бы в нем разгадать, разглядеть. Он подошел, обнял ее. Она была маленькой, изящной, с широкими скулами и огромными глазами. Впервые они встретились в доджо, и тогда она показалась ему больше похожей на зверька, чем на человека — так грациозно и быстро, движениями почти нежными, она отправляла на деревянный пол партнеров.
— Ну перестань. Май, — взмолился он, улыбаясь. — Пойдем куда-нибудь. Я хочу съесть дим-сум. Давай повеселимся. Она подняла к нему лицо:
— В тебя уже вселилось это чувство последней ночи, — она криво улыбнулась. Она знала, что такая улыбка портит красоту ее лица. — Я ведь понимаю, что это такое. Я была там, — она имела в виду Юго-Восточную Азию во время войны. — И у тебя сейчас появилось это чувство.
— Ты сошла с ума.
— Я заметила, как только ты вошел в дверь.
— Пойдем, — повторил он. — Ты же любишь дим-сум.
— Я не голодна, — ответила она. — К тому же не хочу, чтобы в моем последнем воспоминании ты сидел в каком-то пестро разукрашенном ресторане. У меня уже слишком много таких воспоминаний. Сегодня мы никуда не пойдем, — и она змейкой выскользнула у него из рук и начала расстегивать платье.
Следя за нею глазами, Трейси произнес:
— Нет, Май. Не сейчас.
Она повернулась, улыбнулась, широко раскинула руки.
— Ну, видишь?! — победным тоном воскликнула она. — Ты же хотел «повеселиться», — она умела его передразнивать. — Ты хотел поесть, ты хотел выпить, — она подошла к буфету, — ты же знаешь, выпивка здесь всегда найдется.
Трейси отвернулся к окну. В комнату врывались ароматы кипящего масла, специй, перца. Его внимание переключилось на аппетитные запахи кантонской кухни, и ему не хотелось отворачиваться от окна.