– Зачем? – удивляется он, но покорно достает айфон из заднего кармана джинсов.

Те же дата и время. В нашем мире прошло около двадцати четырех часов, в параллельном – чуть больше месяца. Очевидно, время в наших измерениях идет по-разному. Я читала о таком в фантастических книгах, теперь и на себе ощутила этот закон в прямом действии. Понятно, чем вызвано относительное спокойствие родных: еще не успели по-настоящему испугаться, надеясь на Тривинд. А если бы я просто пропала? Не ушла с Дашкой тусить, а под машину попала? И лежала бы, «ничейная», в реанимации…

Подруга легка на помине: одно за другим всплывают push-уведомления о пропущенных звонках. Среди них вижу парочку сообщений от Макса. Но все это подождет, сейчас есть гораздо более важное дело.

Набираю номер и слушаю длинные гудки.

– Кому звонишь? – Артем заглядывает мне через плечо. – Точняк! Меня ж тебя караулить здесь оставили. Забыл, что велели сразу сообщить если что…

Нервное мамино «алло» на другом конце трубки заставляет забыть о нелестных словах в его адрес.

– Мам… это я, – стараюсь говорить как можно более спокойно, смахивая струящиеся по щекам слезы.

– Глаша! – буквально кричит мама. – Девочка моя! Это ты!

– Да, мам, – всхлип вырывается против воли, – я вернулась.

***

Через два часа после моего возвращения, миновав стадию бесконечных объятий, слез радости и раскаяния, все семейство подвергнуто тщательному и обстоятельному допросу с моей стороны. Не сказать, что добытая информация становится для меня откровением: многое я успела узнать сама во время пребывания в Леорухе, но некоторые моменты добавляют ясности и конкретики в общую картину происходящего.

Да, мы путешественники по другим мирам. Скорее всего, эта способность заложена в нашем роду генетически, однако среди ныне живущей и здравствующей родни такие прыжки совершали только я и бабуля. И далекие бабушкины предки. Так что Тривинд со своими красотами, чудесами и удивительными вещами стал вроде диковинной семейной легенды, про которую знают, передают по наследству, рассказывают детям как сказку перед сном, но уже не верят со всей серьезностью. Ни мою маму, ни тетю с бабушкиной давно умершей сестрой Древо так и не призвало, и со временем, выйдя из нежного детского возраста и юношеской мечтательности, родные стали воспринимать Тривинд как Новый год: есть традиция и нужно совершать присущие ей обряды, не карауля взаправду Деда Мороза под елочкой.

Бабушкины истории из былин трансформировались в красивые байки. И если тетя Оля «на всякий случай» готовит сына к тяжелым испытаниям, допуская маленькую, почти ничтожную толику вероятности в подобные перемещения, то моя мама (при активной поддержке дедушки) отметала напрочь такую возможность и запрещала бабуле дурить внучке голову чушью на грани параноидной шизофрении. Бабушка надеялась, что она – последний в роду пришлец, раз столько лет больше ни с кем в семье подобное не происходило, поэтому велась на мамин ультиматум. Зачем забивать внучке голову небылицами, если ее опыт так и останется не более чем далекой и красивой историей о любви и лишениях?

Вот так, по семейному сговору, новый пришлец в роду остался в полном неведении о загадочном мире и своих сверхъестественных способностях. Впрочем, мое исчезновение заставило маму пожалеть о своем решении, когда она воочию убедилась в правдивости мифов. Перед прыжком у путешественников появляется золото в радужке глаз: у кого-то за день-два до перемещения, у других – за несколько минут. И держится оттенок тоже по-разному: от пары минут до устойчивого присутствия днями после перехода.

В тот день события развивались по привычному для пришлецов сценарию, сопровождаясь сопутствующими знаками: пернатый посланник Дерева, цвет глаз, тошнота (боли в животе) и жажда. И хотя родные не видели птицу, и я им не рассказывала о неприятных ощущениях, списав их на последствия похода с подружками в бар, одного только признака грядущей проблемы, как мерцание глаз, оказалось достаточным для состояния аффекта у мамы. Страшные сказки оборачиваются реальностью, а в эпицентре зарождающейся воронки твоя дочь – тут любой родитель слетит с катушек. Их с бабулей ссора происходила как раз по этому поводу: мама истерила и искала действенные способы купировать мое перемещение, закрыв окно в Тривинд.

Она не слушала бабушкины уверения о судьбе и дорогах, что прокладывает Древо сквозь миры. Мой путь выбран, ничто и никто не в силах прервать древний зов. Почти не оставалось времени, чтобы раскрыть мне все карты, научить, насколько возможно, жизни в другом измерении, и мама, коря себя за неверие, решилась на отчаянный шаг.

Медальоны Стражей, как известно, сделаны из камня и древесины священного артефакта, и если камень, по поверьям, помогает вернуться в Тривинд, в места, где он добыт, то дерево тянется к частичке себя в Ньезфилде, заставляя человека выпрыгнуть в его непосредственной близости. Создается невидимая, но прочная связь: камень в кулоне – место «высадки» в Тривинде, деревянные элементы – «приземление» в Ньезфилде. Так и произошло впоследствии, когда украшение перенесло меня сначала к гномам, а потом назад – в мою собственную квартиру, где висит ветка в бабулиной комнате. Именно из нее, из этой ветки, настрогав немного опилок с задней части, мама сделала особый напиток, призванный обмануть Черное Дерево. Она вспомнила из детства, из разговоров с дальними родственниками, что можно совершить определенный ритуал. Древо признает тебя «своим» и перестает призывать к себе, посылая гонцов через пространство и время.

Бабуля не верила в положительный исход ее затеи, но все же они настояли чай с частичками Древа. В бабушкином термосе, конечно. Другого у нас нет. Я выпила этот чай, мучаясь от жажды, и то ли зелье не успело дойти до нужной кондиции, то ли изначально это была безнадежная и бредовая мистификация, их девочка все же пропала на утро из собственной постели.

Тетя Оля, приехавшая в гости, разнимала маму и бабушку, обвиняющих друг друга во всех смертных грехах, а потом повезла к знакомой гадалке, уповая на помощь потусторонних сил в моих поисках. К ней родные так и не попали: повернули назад после моего звонка.