Его раны обмазали медом. Он скосил глаза и увидел, совершенно не удивившись, флакон с золотистой жидкостью на полу. Рядом с ним — кисточку и горящую масляную лампу. По его телу пробежала судорога, от которой напряглись все мышцы. Он посмотрел в другую сторону: в глубине, прислоненный к круглой стене, стоял баллон для погружений со шлангом и клапаном.

— Хадиджа… — прошептал он. — Где Хадиджа?

В поле его зрения появился Жак Реверди. Затянутый в комбинезон для погружений из черного неопрена. При каждом вдохе по его телу пробегали матовые блики, напоминающие густой блеск мазута.

Марк не мог опомниться от потрясения. Убийца обрел ошеломляющую реальность. Седые виски, морщины вокруг глаз, вздувшиеся вены под загорелой кожей. Да, Жак Реверди существовал. Он был реальным человеком. Вовсе не фантасмагорическим чудовищем. Одна нелепая деталь делала его облик почти что комическим: на запястье у него был укреплен большой счетчик. Настоящий дайвер, готовый к погружению. В какую бездну?

— Где Хадиджа? — повторил Марк. Реверди указал куда-то рукой. В его ладони блеснуло что-то серебристое. Нож для погружений.

— Здесь. С нами.

Марк посмотрел в ту сторону, куда указывал нож. Натянув до предела кожу и волосы на затылке, он смог увидеть. Хадиджа находилась справа, метрах в трех от него, тоже голая, тоже приклеенная к стальному креслу. Голова опущена, лицо закрыто черными кудрями. Без сознания. Он знал, что она не умерла: он видел на ее смуглой коже заклеенные раны. Реверди выпустит из нее кровь позже, в момент великого опустошения.

— Она проснется, не волнуйся, — сказал он тихо. — Но я позаботился о том, чтобы она не докучала нам своей болтовней. Ты же знаешь, как устроены женщины…

Сквозь черные локоны Марк с ужасом увидел нечто особенное. Убийца скрепил губы девушки техническими скобами, вогнав их прямо в плоть. Ее красота была загублена навсегда. Впрочем, никакого «всегда» уже не будет: эти развлечения стали лишь последним отступлением на пути к смерти.

— Она тут ни при чем, — простонал он. — Я просто послал тебе ее фотографию, я…

— Замолчи.

Реверди отошел вбок и замер ровно посередине между двумя своими жертвами. Черный, тонкий, огромный, он образовал третью вершину правильного треугольника.

— Уже не важно, кто что сделал, — заговорил он очень мягко. — В глубине души я рад, что вас двое. Мы втроем воспроизводим исходный треугольник. Отец, мать, ребенок. Треугольник первородной лжи. Мы сможем воссоздать первичное предательство. И пережить последний катарсис!

— Я тебя умоляю… Она ничего не знала!

Реверди приложил нож к его губам:

— Тс-с! Слушай… Слышишь этот шум? У нас не так много времени. Меньше чем через полчаса содержание кислорода достигнет критического порога в десять процентов.

Хадиджа приподняла голову. Ее веки медленно затрепетали, но из-под них виднелись только белки глаз. Резкий контраст между смуглой кожей и этими белыми полосками. Она издала немой вопль. От натужного дыхания губы вздулись, скобы еще глубже вошли в плоть.

— Вот и наша принцесса просыпается. Очень хорошо. График соблюден.

Реверди схватил пульт дистанционного управления, болтавшийся у него за спиной.

— Ничего не бойся, — сказал он, словно следя за мыслями Марка. — Я знаю, как устроены такие машины. Они работают как кессоны высокого давления для ныряльщиков. Пока что у нас двадцать процентов. Сейчас вы начнете потеть…