«А что очень даже симпатичная…» — к лицу старшины прилил жар от воспоминаний о вчерашних случайных и не совсем прикосновениях.
— Привет! Давно ждешь?
— Привет! Я почему-то боялась, что ты не придешь. Как тебе идет форма…
Обменявшись ещё несколькими комплиментами, они двинулись к цели своей встречи.
Попавшаяся по дороге чайная была очень кстати. Молодые люди смогли погреться и просмотреть имеющиеся у девушки бумаги…
В тридцатом году учитель истории Ицхак Пинсон получил кредит и построил маленький домик… Убывая в ссылку Керен, мама Людмилы, постаралась сохранить все документы, надеясь на возвращение.
И вот теперь документы были, но живущие в их доме, где сохранилась даже мебель, не хотели даже разговаривать. Ссылаясь на то, что дом получен по всем правилам от властей, как пустующий.
Оставив новую знакомую в тепле чайной, милиционер пошел по соседним с нужным домом участкам, якобы проверяя наличие непрописанных.
Практически все были люди новые. Приехавшие либо во время оккупации, либо после освобождения.
Подтверждая право владения, ему четырежды показывали какие-то бумаги то ли «крайс», то ли ещё какой «командатур».
Раздражение Генриха скачком перерастало в темный холодный гнев. Он уже знал за собой это состояние.
«Твари! Твари! Твари!» — билось в голове с частотой пульса. «На нас, евреев, вешают всю гадость и зло этого мира, обвиняют в жадности и сквалыжности! А сами, чистенькие и благородные, пользуясь моментом, прихватывают нажитое честным тяжелым трудом! Твари!!!»
… В доме, принадлежавшем Пинсонам, жила мать с двумя детьми: мальчиками лет восьми и десяти.
Распоряжение «командатур» его даже не удивило.
— Где ваш муж, на которого выписан документ? — от «добрых» людей он уже знал где, но уж очень ему хотелось услышать, увидеть «невинность». Хозяйка, узнав девушку, изливала неприкрытую ненависть.
— Прапау падчас вайны, я нават не ведаю, дзе ён…
— Не знаешь, сука, а я знаю. Напомнить? В сорок четвертом, в августе он добровольно, падла, добровольно — вступил в Тридцатую гренадерскую дивизию СС «Вайсрутения» и ты сама, сама, курва подстилочная, выла когда его провожала во Францию!!! Что молчишь паскуда? Думала, получила от фашистов тридцать серебренников и всё будет шито-крыто? А вот огородный овощ тебе во всю твою шкурную харю! Есть Советская власть! И тебе придется за это ответить!
От избытка чувств, раздражения и злости Генрих всадил в потолок короткую очередь.
— Два часа. Два часа на сборы. И не дай Бог тебе взять чужое имущество! С чем пришла, с тем и убирайся!
Обе женщины были напуганы столь явным проявлением ненависти до полуобморочного состояния.