На похоронах маркиза герцогиня привлекает всеобщее внимание своим загадочным отсутствием. Распространяется слух, что она заболела, но на самом деле в минуты, когда прах ее друга предают земле, она занята тем, что в квартире Видока усердно рвет простыни на бинты.

На постели лежит человек, которого она называет братом. Не на высоко взбитых подушках, как раньше. Его плоское изможденное тело едва приподнимает одеяло, он очень бледен и неподвижен.

— Он просыпался со вчерашнего вечера? — спрашивает она.

— Нет. — Я отрицательно качаю головой. — Но у него ровный пульс и хорошее дыхание. Сейчас мы можем лишь перевязывать рану и посильно облегчать его состояние.

Кивнув, она возобновляет свою работу. Можно лишь удивляться, какая сила до сей поры дремала в этих белых руках с тонкими голубыми прожилками.

— Если у вас есть неотложные дела, мадам, то когда его состояние изменится, я буду рад сообщить вам.

— Благодарю, но я предпочла бы остаться здесь. Если вы не возражаете.

Она проводит с братом весь день. И ничто ни в ране Шарля, ни в перевязках не вызывает в ней даже минутного отвращения. Она выполняет все необходимое столь спокойно и методично, что я неоднократно ловлю себя на мысли, не в этом ли заключено ее истинное призвание?

Мне приходит в голову, что именно этого она добивалась все те долгие месяцы в Тампле — возможности ухаживать за братом. И теперь, наконец, такая возможность ей представилась.

Она ни разу не выразила желания обратиться за помощью к придворному врачу.