Теперь, когда Шарль на пути к выздоровлению, я могу вставать настолько поздно, насколько пожелаю, — и все же неизменно просыпаюсь ни свет, ни заря, а Видок так же неизменно опережает меня, по крайней мере, на десять минут. Когда я спускаюсь к завтраку, он уже за столом, с развернутой на полстолешницы газетой и захватанной кофейной чашкой. Он наклоняется ко мне через кофейник.

— Хорошо спали? — Ответа не предполагается.

Иногда за завтраком присутствует и Жанна Виктория, но ритуал от этого не меняется, и порой, в мгновения полуяви-полусна, я начинаю думать, что наши утренние встречи длятся уже много лет. Тем более удивленным я себя чувствую, когда однажды утром Видок нарушает ритуал и объявляет:

— Сегодня у нас гость.

Снаружи доносится звук шагов по мраморным ступеням. Шуршание женской юбки.

— Кто это? — спрашиваю я.

— Старый друг.

В это мгновение тяжелые двери отворяются, и нашим взорам предстает баронесса де Прево.

Одета она примерно так же, как тогда, в доме на улице Феру. Черное платье камчатного полотна, аккуратно заштопанное фишю,[25] слегка пожелтевшие лайковые перчатки. Появляется лишь одна новая черта: пелена зависти. Баронесса переводит взгляд с обюссонских ковров на шкафчик времен Империи, с него — на мраморные ступени… Собственность бывшего каторжника. От такого зрелища поневоле разнервничаешься.

— Жандарм сказал, вы желаете видеть меня, месье.