Мы пересекли весь лагерь, не очень, кстати, большой, и вошли в большую палатку — или шатёр? — располагавшуюся несколько с краю у склона холма. На входе стоял караул. Пропустивший нас после короткого обмена фразами. Полог откинулся, мы шагнули внутрь и, судя по всему, предстали перед тем самым Советом, о котором шла речь.

Солдаты при этом остались снаружи. По их командиру судя — с явным облегчением. Но пятёрка магов, продолжая удерживать меня своими незримыми путами, осталась.

За время пути через лагерь я, в общем, успел прийти к кое-каким выводам. Не весьма, правда, обширным, но всё же. И теперь получил возможность убедиться в их правильности.

За столом внутри шатра сидело, как я подсчитал, девять человек. И ни один из них не был мне ранее знакомым. Что ж, значит, и в самом деле Совет Старейшин имел по поводу происходящего собственные планы. И реализовал их.

Все девятеро сидящих, безусловно, являлись именно Старейшинами. По одному их виду можно было судить об этом. Морщинистые, дублёные лица, сплошь седые волосы. Но выглядели старейшины бодро. При моём появлении восемнадцать глаз с живостью обратились на мою скромную персону. Словно прожектора, стремящиеся просветить насквозь.

В ином случае это меня бы впечатлило. Но не сейчас. Не желая отставать от почтенных старцев, я, тоже не спеша, обвёл глазами каждого. Так какое-то время мы молча тщательно разглядывали друг друга.

Затем процесс взаимного изучения закончился.

— Освободите ему язык, — распорядился один из старцев. В тот же миг я почувствовал, что могу разговаривать. Что ж, и на том спасибо.

— Предупреждаем тебя, чужак, — сообщил всё тот же, очевидно, бывший за старшего, буравя меня взглядом, — чтобы ты отвечал, только когда мы тебя спросим. И не предпринимал каких-либо действий против нас. Твоё сердце будет держать в руках наш маг. И убьёт тебя в то же мгновение. Ты понял меня?

Из полумрака за его спиной выступил человек и направил на меня руку в характерном жесте. Сразу же знакомо резануло в груди. Ага. Похоже, у них далеко не все этим приёмом владеют. Последний раз им пытался воспользоваться тот Обецев колдун в замке Цын. Как же его звали-то? Не помню. Но ладно, возьмём на заметку.

— Я понял, — сказал я, откашлявшись. И приготовился слушать.

А старички что-то не производили впечатления всю жизнь в лесу просидевших. Под ёлкой. И по манере держаться, и по внешнему виду — одеты они были отнюдь не в шкуры. Это меня заинтересовало. Потому что, коли не провели они всю жизнь в подполье, что здесь, что по ту сторону границы — в «большом мире», то откуда тогда они вообще взялись?

Из-за моря приплыли? Ага, из Заокраинного Запада. Верхом на хромой скумбрии. Или что? Явно передо мной находились люди, привыкшие к высокому положению. Да к тому же часто бывающие «на публике». Городские то есть жители. И не из подвалов. Вылезшие оттуда так не выглядят. Но мои аналитические размышления прерваны были ещё одним из старичков, обратившимся к первому.

— Что-то он больно уж спокоен, Брейловец. — Правда, смотрел он при этом всё равно на меня. Горящими, как уголья, глазами. Да, крепкие у эльфов старейшины. Крепкие. — Надо бы ему сказать, что не только его в этом случае смерть ждёт. Но и отступницу.

Если он и рассчитывал на эффект, то явно не на тот. Поскольку вызвал у меня отнюдь не беспокойство, а озадаченность. Я попросту не понял, о чём речь. Какая отступница? Ещё кто-то?

— Торопишься ты всегда, Чештина. — Тот, кого назвали Брейловцем, недовольно поморщился. — Может, он оттого спокоен, что запираться перед нами не думает? А ты его — пугать. Дело ли?

— «Не думает», — буркнул сразу же в ответ Чештина, фыркнув в белые усы и просверлив меня взглядом, — да по нему разом видно, что ничего он нам добром сказать не захочет. Вон рожей-то окаменел!

Брейловец собрался что-то ответить, но тут откуда-то с конца стола один из сидящих подал реплику недовольно:

— Да не начинайте вы свару, старейшины! Мы этого молодца сюда на разговор привели, а не затем, чтоб наши перепалки слушать. Да и нам самим недосуг. Помолчи-ка, Чештина. А ты, Брейловец, начинай давай. А мы послушаем.