«Нет, ничего я не мог сделать, – подумал Чанг. – Зим подозревал, что я попытаюсь бежать. Потому и дежурили в коридоре его люди. Я сумел сделать неожиданный ход с этим прыжком в окно. Но он мне не помог. А ничего лучше, пожалуй, придумать было нельзя. Два выхода было – дверь и окно. Через дверь прорываться было нельзя. Через окно – вот что получилось. А сквозь стены я ходить пока не научился. Нет, не было никакой ошибки, никакой случайности. Зим с Чаном просто сумели меня переиграть».

Тут мысли Чанга были прерваны раздавшимися за дверью громкими шагами. Кореец напрягся. Он уже больше двух часов ждал, когда к нему придут. Ведь в полубессознательном состоянии он провалялся неделю – по часам определил, они дату показывали. Значит, Зим и Чан должны очень сильно торопиться выкачать из него нужную им информацию. Вчера вечером, когда Чанг наконец-то полностью пришел в себя, его осмотрел неразговорчивый парень, видимо он исполнял в этой группе роль военно-полевого врача. Результатов осмотра он раненому, разумеется, не сообщил, но Чанг ведь и сам был врачом, понимал, к каким выводам пришел его коллега. Пациент вполне достаточно окреп для допроса. Он удивился, что к нему еще вечером не пришли. Что ж, вероятно, командиры были чем-то заняты, а остальные важные беседы вести не уполномочены. Но сейчас…

В комнату вошли три человека. Зим, Чан и тот самый молчаливый врач. Первым к Чангу подошел именно он. Быстро померил пульс, давление, температуру. Все это время оба его спутника молча смотрели на раненого. Чанг тоже не спешил начинать разговор. Он потратил это время на то, чтобы попытаться справиться со страхом. Откровенно говоря, получилось у него это не блестяще. Слишком уж хорошо он понимал: эти двое могут сделать с ним что угодно и никто им тут не помешает. Места глухие, посторонние люди не ходят. А хоть бы и ходили – этим головорезам человека убить явно ничего не стоит.

Наконец с медицинским осмотром было покончено. Зим вопросительно взглянул на врача. Тот молча кивнул.

– Ну что ж, дорогой Чанг, побеседуем, – сказал Зим, приближаясь к раненому. Он присел рядом с ним на корточки, его лицо теперь было совсем близко к лицу пленника.

– Не о чем мне с вами беседовать, – ответил Чанг. Он очень старался говорить так, чтобы голос не дрогнул. И ему это удалось.

– Почему же не о чем? – приподнял брови Зим. – О бактериологическом оружии, места захоронения которого вы обещали показать нам, прежде чем попытались покинуть наше общество не попрощавшись. Где оно?! – Зим резко повысил голос, оскалился, подался вперед: – Ну?! Говори! Или будешь из себя героя изображать?!

– Не героя. Честного человека, – Чанг побледнел, но голос его по-прежнему был тверд.

– Честного? – теперь Зим почти шептал: – Честный человек обязан служить своей стране!

– Моя страна – Советский Союз! Его больше нет, и служить мне теперь некому! А Корея ничего для меня не сделала. Проживет и без помощи Чанга Зюня, не развалится!

– Вот ты как заговорил! Ну смотри! Не хочешь говорить сам – заставим! Чан!

Чан шагнул вперед. И с непроницаемым лицом наступил лежащему на руку. Прямо на кисть.

Чанг вскрикнул, дернулся, тут же вскрикнул еще раз – резкое движение отозвалось болью в простреленном боку. А Чан все усиливал нажим – по-прежнему оставаясь внешне совершенно спокойным, словно он и не человек, а киборг из фантастического фильма.

– Не калечить! – приказал Зим.

Чан немедленно убрал ногу.

– Ну, будешь говорить? Это ведь даже не разминка. Так, дружеское приветствие.

– Скотина! Мразь! – рявкнул Чанг. – И тут же скорчился – Зим ударил его не сильно, но угодил точно по ране. Боль пронзила Зюня как молния, огнем прошла по всему телу.

– Ничего вам не скажу!

– Ладно, забудем пока про оружие. Скажи, кто у твоих родителей поселился? Что это за тип?

«Какой еще тип? – искренне удивился Чанг. – Кого это отец мог у нас поселить?»