— Вот и славно, — сказала она. — На том и порешим.
Мы провели живое испытание нервного интерфейса. Оказалось, что ноги от Альфы сгибались недостаточно для того, чтобы иголки не выдергивались при каждом движении, а потому я в итоге переключился на разработку Беты. Этот мой шаг спровоцировал страхи и торжество, так как после фиаско с колесами Бета плелась в хвосте. Но дело было в технологии. Ноги от Беты весили в два раза меньше и были сделаны из стали-серебрянки: из всех моделей они больше всего напоминали настоящие ноги. Не считая ступней-копыт. Копыта нас полностью устраивали. Я подсоединил иглы; двое лаборантов вставили меня в ноги от Беты и придали вертикальное положение. На этой стадии еще ничего не включали. Ассистенты покинули помещение и начали собираться за зеленым стеклом Стеклянного кабинета. Я нервничал. Не столько потому, что собирался проверить, как будет выглядеть прямое подключение мозга к паре самоходных искусственных ног, сколько из-за наплыва зрителей. Большим пальцем я нашарил пусковую кнопку и положил другую на аварийный выключатель. Взглянул на Стеклянный кабинет, и Джейсон ответил жестом: все в порядке. Случись что с пусковой кнопкой или аварийкой, он был готов отключить питание дистанционно. Все это было излишне, так как мы подали на ноги лишь десятую долю мощности. И тысячу раз проверили их на виртуальной модели. Сюрпризов сегодня не будет.
Я вдавил пусковую кнопку. Услышал тонкий писк. Я постарался не обращать на него внимания и предельно отчетливо представил, как поднимаю правую ногу и делаю шаг.
Ничего не произошло. Я открыл глаза, полный разочарования. Затем посмотрел вниз: моя правая нога стояла впереди левой. Я имею в виду ногу от Беты. Она сделала точно так, как я велел, — настолько гладко, что я не заметил. Когда я взглянул на Стеклянный кабинет, за трехдюймовым слоем прозрачного зеленоватого пластика мои лаборанты безмолвно прыгали и ликовали, их Z-очки мотались из стороны в сторону.
Чем больше я возился с рукой от Гаммы, тем сильнее она мне нравилась. Забавное дело: стоит узнать о существовании лучшего — и то, что имеешь, начинает казаться несносным. Всякий раз, когда я хлопал себя по карманам в поисках беджа, меня посещала мысль: «Мне не пришлось бы это делать, будь он вмонтирован в палец». За токарным станком и над монтажной платой я то и дело тянулся за инструментом, и, когда пальцы соскальзывали или дрожали руки, я злился — сколько можно, в конце-то концов! То же и с Z-очками: хотя они были тяжелыми и давили на нос, мне было жаль их снимать. Рука была не столь совершенна, и я погрешил бы против истины, если бы отстаивал ее превосходство перед биологическим эквивалентом. Но в ней было что-то такое, от чего я не мог отказаться.
Я достроил IP-клиент голосовой программой и набрал номер больницы. Исходящие проваливались в никуда. Неудивительно: корпоративный файрволл старался вовсю. Ирония работы в самой передовой исследовательской лаборатории мира заключалась в том, что интернет-соединение работало на скорости модемного. Фильтр отслеживал буквально все. Я поиграл с настройками портов: не помогло. Можно было попробовать замаскировать аудиопоток под обращение к Википедии. Я задумался. Идея казалась осуществимой.
Другим вариантом был выход за пределы «Лучшего будущего» ради звонка из телефона-автомата, но должен признаться, что он пришел мне в голову гораздо позднее.
Ноги развивались скачкообразно. Не в буквальном смысле — лабораторные потолки невысоки. Прыжки нам пришлось отложить для полевых испытаний. Но я уже мог бить копытом. Я мог преодолеть препятствие на уровне колена и не сломать. На самом деле я мог это сделать и не заметить, так как ноги чувствовали поверхность. Мне оставалось лишь мысленно указать пункт назначения, и, пока они занимались делом, я мог размышлять о чем угодно. Таким, на мой взгляд, и должно быть пешее путешествие.
Прошли сутки, и все оставалось в порядке. Я выходил в ногах за пределы лаборатории, прогуливался по коридору. Мы прозвали их Контурами за плавные изгибы. Эти ноги радовали глаз. Мне хотелось показать их Лоле. Но мне так и не удавалось связаться с ней — вот уже пять недель.
Однажды я устраивался в Контурах — и ноги начали складываться. Этого не должно было случиться. Им полагалось быть обесточенными. Один из лаборантов в панике закричал. Я посмотрел на поршни, на щель, сужавшуюся между ними, и потянулся, как будто мог остановить их.
Послышался хруст. Яркая вспышка боли. Кто-то визжал. Ко мне тянулись руки. Я увидел лицо Джейсона, искаженное горем. «Простите», — повторял он снова и снова. Я взглянул на свою руку. Она была зажата, образуя бутерброд с коленом Контуров и просевшим гнездом. Было много крови. У меня закружилась голова. «Простите», — повторил Джейсон. Он отвечал за техническое состояние Контуров, покуда я не вставал в них. Но мы следили за этим не слишком строго, благо все шло прекрасно.
— Пожалуйста, простите меня.
— Все в порядке. — Я был близок к обмороку, но хотел, чтобы он услышал. — Не страшно.
— Чарли! — позвала Лола.
Ее голос приобрел механическую окраску, так как мой компьютер выделял его из IP-пакетов, замаскированных от корпоративного сниффера под увесистое поздравительное письмо. Но ее радость слышалась безошибочно. Я испытал облегчение. Прошло много времени, и всякое могло случиться.
— Я звонила тебе раз сто!
— Правда?
— Да! Мне все время отвечали, что ты занят, и предлагали оставить сообщение. Я раздобыла твой домашний номер, но автоответчик уже переполнен.
— Меня не было дома.
— Давно?