Книги

Человек-машина

22
18
20
22
24
26
28
30

Карл подвез меня к ногам.

— Кеннет Уорик[10] — пацан по сравнению с вами, — продолжал Джейсон. — Пусть ему будет стыдно!

Карл поднял меня на руки, как ребенка. Он нес меня к ногам, словно спасал из горящего дома.

— Так хорошо? — спросил он.

— Да, — ответил я.

И он опустил меня в гнезда. Я поморщился: травмированная левая нога задела пластик, но тут ягодицы опустились на сиденье, и боль утихла. В этих ногах не было необходимости стоять: я присел и расслабился. Мои руки потянулись к бедрам. Там находились панели управления. Большие пальцы нащупали кнопки включения и вдавили их. Моторы, при всей своей мощности, работали очень тихо, но не бесшумно. Ноги приподнялись на пальцах, согнулись, приняли устойчивое положение.

Мои зрители рукоплескали и восторженно восклицали. Глаза Кассандры Котри сверкали. Я улыбался. Аплодисменты не смолкали. Происходящее казалось мне прекрасным и ужасным одновременно. Я хотел, чтобы все ушли и я мог в одиночестве наиграться своими ногами, но в то же время хотелось, чтобы люди остались навсегда.

Касанием пальца я двинул вперед левую ногу. Она поднялась, разогнулась и топнула. Пол хрустнул. Вернее, это я надеялся, что хрустнул именно пол. Но проблема возникла в любом случае. Я повторил операцию с правой, чтобы сделать второй шаг. Движение качнуло мое тело назад, потом — вперед, и мне секунду казалось, что я выпаду. Я отнял руки от панели управления и схватился за сиденье. Все в порядке. Я привыкну. Похоже на езду верхом. Ну то есть на то, как она мне представляется. Сам-то я никогда верхом не ездил. Я восстановил равновесие и сделал еще один шаг. И еще. Хрусть. Хрусть. Люди освобождали мне путь. Двое снимали на камеру. Надо было очистить помещение. Нельзя работать в такой сутолоке. Подумав об этом, я вдруг сообразил, что понятия не имею, как управлюсь с двадцатью лаборантами. Мне и с троими-то было трудно. Может быть, получится уговорить Кассандру Котри забрать их назад. Я поискал ее в толпе и осознал, что она стояла в Стеклянном кабинете, являя размытую зеленоватую версию самой себя. Она наблюдала с безопасного расстояния. Здесь же находился лишь я посреди сонмища лаборантов. Я остановился. Все молчали. Изредка шаркали подошвы. В этом зале собралась целая куча очкариков.

— Итак, — сказал я, — какие будут мнения?

Откашлялся парень с ужасной кожей, невероятно тощий:

— Интерфейс грубоват. В идеале, по-моему, надо что-то придумать с нервными импульсами.

— Нервами занимается Кренкмен, — вмешалась девушка. — Я раньше работала у него в проекте. Сплайсинг.[11]

Они придвинулись. Некоторые становились на колени, чтобы разглядеть ноги поближе. Я почти чувствовал прикосновения их пальцев.

— Это железо немало весит.

— Можно облегчить — сделаем стержни полыми.

— Титановыми?

— Нужен ударогаситель. Не знаю, как без него спускаться.

— Мм, — промычал тощий.

И я расслабился: все шло своим чередом.

Кюри, как известно, умерли. Открыли ионизирующее излучение, купаясь в нем.[12] Быть подопытным кроликом опасно. Но традиция давно укрепилась в ученой среде: платить за познание собственной жизнь. Я не заслуживал их общества, ибо, говоря откровенно, не стремился к высокому. Я просто хотел сделать себе ноги получше. Мне ничуть не жалко — пусть другие получают в далеком будущем какие-то косвенные дивиденды, но у меня были иные мотивы. Какое-то время я даже терзался по этому поводу угрызениями совести. Каждый раз, когда лаборант смотрел на меня восхищенным взором, ощущал потребность признаться: «Послушай, я не герой. Мне просто интересно взглянуть, на что я способен». Но позже до меня дошло, что все великие, наверно, думали так. Все эти выдающиеся ученые, рискнувшие собой, чтобы принести свет во тьму, — возможно, они тоже не были такими уж альтруистами? Может быть, они были похожи на меня и выясняли, на что способны.