— Мне кажется, Анастасия Владимировна, тут дело не только в диссертации, — задумчиво сказал Дружинин. — Впечатление такое, что Лизу кто-то сильно обидел.

— Она считает, что диссертацию не вытянула потому, что ее не допустили к секретным материалам.

— Вы сказали: «Она считает». А ваше мнение?

— Я что ж... Зять говорит, что Лиза не права, ошибается. Все дело в ее болезни. Поэтому ее и в научно-исследовательский институт не взяли после аспирантуры.

— А Лиза, значит, не согласна с этим?

— Не только не согласна, она решила, что ей не доверяют, скрывают от нее настоящую причину отказа.

— Что за причина, если не секрет?

— Лиза думает, что ей не дают ходу из-за отца.

— Из-за отца? — удивленно переспросил Дружинин. — Не понимаю.

Мишутина вдруг часто-часто заморгала и, не в силах сдержать слез, беззвучно заплакала.

Дружинин подошел к старинному громоздкому буфету, налил из графина в стакан воды.

— Успокойтесь, Анастасия Владимировна.

Она отпила глоток, смущенно улыбнулась:

— Простите.

Решив, что расстроенной женщине тяжело продолжать прежний разговор, Дружинин заговорил о погоде, — первом, что пришло на ум. Но Мишутина не приняла новой темы — начала негромко рассказывать о своем муже. Вернее, не о нем самом, а о том, что ей пришлось пережить из-за него уже спустя несколько лет после того, как он на войне пропал без вести.

Из ее взволнованного, сбивчивого рассказа Дружинин узнал, что в 1947 году, незадолго до переезда в Москву, к только что вышедшей замуж дочери, Анастасию Владимировну вызывали к следователю для допроса о муже — генерале Мишутине, который, насколько она поняла из вопросов следователя, имел отношение к делу одного из власовцев-главарей, осужденных Верховным судом СССР в августе 1946 года.

Для Дружинина это сообщение опечаленной женщины было большой неожиданностью. И хотя он приехал к ней, чтобы услышать слова, что-то конкретно подтверждающие или отрицающие в полученных от Сологубова скудных сведениях, то, что он услышал сейчас, его сильно озадачило. Дружинин хотел, чтобы Анастасия Владимировна подробно рассказала о жизни мужа, советского генерала, комдива — в его биографии он думал найти подтверждение своим предположениям о том, что показания Сологубова о Мишутине, если и не являются полностью результатом случайного стечения обстоятельств, то все же далеки от истины. Биография Мишутина, в основе своей уже известная Дружинину со слов Воронца и Гущина, была обычной для командира Советских Вооруженных Сил, начавшего службу в годы гражданской войны. Он прошел в армии все ступени от рядового до комдива. И пожалуй, ничто в его биографии не могло вызвать сомнений. Правда, имелся в ней один не совсем ясный момент, о котором Дружинин намеревался сегодня обстоятельно расспросить Анастасию Владимировну. Из рассказа Гущина он знал, что один из братьев Мишутина в 1930 году был раскулачен и выслан в Сибирь. Мишутин был очень огорчен этим, считал, что с братом поступили неправильно.

Но об этом разговор впереди. Сейчас же Дружинина прежде всего интересовало взволновавшее его известие о причастности генерала Мишутина к следствию по делу изменников Родины — власовцев.

В результате расспросов Анастасии Владимировны он выяснил, что генерал Мишутин с одним из высокопоставленных приспешников Власова в 1943 году ездил по лагерям советских военнопленных и там проводил вербовочную работу, выискивал добровольцев для службы в так называемой РОА.

Но Дружинину этих сведений было недостаточно. Ему хотелось знать (чтобы потом проверить по старым архивным материалам следствия), с кем конкретно из власовцев Мишутин ездил по лагерям. И он спросил об этом Анастасию Владимировну.