1923 год стал во многом переломным для А. В. Барченко. В его личной жизни произошло счастливое событие — он женился в третий раз на одной из своих юных учениц и поклонниц, Ольге. При этом он не порвал отношений со своей прежней женой Натальей, которая продолжала оставаться его помощницей и добрым другом. В то же время исследования Барченко неожиданно привлекли к себе внимание главы Наркомпроса А. В. Луначарского и благодаря ему попали в поле зрения подведомственной Наркомпросу Главнауки (Главное управление научными, музейными и научно-художественными учреждениями Академического центра), которую возглавлял старый большевик Ф. Н. Петров. Созданная в конце 1921 г. Главнаука являлась «научно-методическим и административно-организационным центром НКП» — осуществляла руководство и наблюдение над деятельностью и внутренней работой научных, научно-художественных, музейных и природоохранительных учреждений и обществ, разрабатывала планы и проводила научные экспедиции, конференции и съезды. В стенах Главнауки Барченко вскоре обрел нового высокого покровителя и друга в лице интеллигентного Ф.Н. Петрова, в недавнем прошлом зампреда Совета Министров Дальневосточной Республики и члена Дальбюро ЦК РКП(б). Возможно, их сближению отчасти способствовал профессиональный фактор, поскольку Петров по образованию был врачом. Вот как охарактеризовал Ф. Н. Петрова в своих мемуарах другой ученый — руководитель практической лаборатории зоопсихологии А. Л. Чижевский:

«Старейший большевик Федор Николаевич Петров — замечательно милый и отзывчивый человек. Небольшого роста, полный, с темной бородкой, украшенной редкими серебряными нитями, умными и очень добрыми глазами, он всегда всем помогал чем только мог, всегда внимательно выслушивал собеседника или просителя и давал ему задушевные, мудрые советы. Как и всякий человек, всего он сделать не мог, но и то, что он делал, уже было многим, ибо делал он это от чистого сердца. Его появление на заседаниях ученого совета [лаборатории] всегда приветствовали самыми теплыми словами дружбы»[198].

В октябре 1923 г. специальная комиссия Главнауки при участии Ф.Н. Петрова и физика А.К. Тимирязева, заслушав несколько докладов Барченко на тему о древнем естествознании («древнейшей восточной натурфилософии»), признала его исследования в этой области «вполне серьезными и ценными не только в научном, но и в политическом отношении». В результате было принято решение: «углубить и поддержать исследования тов. Барченко путем немедленного предоставления ему из кредитов Главнауки средств на организацию биофизической лаборатории и подготовки доложенного Барченко материала к изданию»[199].

Барченко зачислили на должность научного консультанта Главнауки и выделили средства на создание под Москвой в поселке Красково биофизической лаборатории. 28 октября он представил руководству Главнауки план научных работ «для исследования методов древнего естествознания» на ближайший период — по 15 марта 1924 г. План этот включал в себя следующие 5 пунктов:

«1. Установление связи и числовой закономерности между электростатическими и химическими явлениями путем воздействия электростатических разрядов на различные химические среды.

2. Установление таковой же связи между акустическими и химическими явлениями путем воздействия различными длительными звуковыми комбинациями на рост кристаллов.

3. Установление таковой же связи между акустическими и оптико-тепловыми явлениями путем воздействия тех же комбинаций на различное пламя, температуры, процессы кипения, замерзания и спектральные картины.

4. Установление связи между световыми и акустическими явлениями физиологического порядка. Воздействие световых и акустических явлений на рост семян, газообмен растений и развитие амфибий, также на чувственное восприятие человека.

5. Наблюдение взаимоотношения между оптическими и акустическими явлениями и электростатическим и магнитным полями»[200].

Цель биофизических исследований Барченко состояла в проверке на практике «синтетического» метода «Древней науки». Для этого он собирался использовать уже упоминавшуюся нами «Универсальную схему», позволявшую обрабатывать лабораторные и вообще любые статистические данные «синтетически», т. е. рассматривать физические явления и их воздействие на живые организмы, включая человека, не обособленно, в отрыве друг от друга, как это делает «аналитическая» наука, а в тесной взаимосвязи друг с другом, поскольку все в природе взаимосвязано и взаимообусловлено.

Первоначальный штат сотрудников биофизической лаборатории включал в себя двух ближайших помощников Барченко — А.А. Кондиайна и Л.Н. Маркову, которые пока продолжали оставаться в Петрограде. «Руководствуясь личным Вашим согласием, — писал Барченко Петрову в конце 1923 г. из Красково (где он поселился при железнодорожной станции в доме некоего Семенова), — еще в ноябре сего года привлек к порученной мне работе по постановке биофизических опытов из сотрудников моих, ранее мною Вам указанных, бывш. ассистента Института имени Лесгафта, астрофизика А. Кондиайна и студентку мед. института Л.Н. Маркову, из коих одного сотрудника, в связи с организационной работой, оплачиваю уже с момента получения на руки первых сумм»[201].

Работу по оборудованию «экспериментального кабинета» Барченко предполагал завершить к концу января 1924 г., после чего — по переезде его сотрудников в Москву, вернее, в Красково — можно было приступить «к детальной подготовке к опытам и к непосредственной их постановке». В этой связи он просил Петрова выделить ему несколько штатных единиц — по крайней мере трех человек — «на обслуживание» организуемой лаборатории с начала 1924 г., поскольку его сотрудники, ликвидировав все свои дела в Петрограде, должны иметь возможность «не тревожиться хотя бы за самое элементарное обеспечение» — «главная предпосылка» для успешной работы.

Создавая лабораторию в Красково, Барченко не собирался порывать связи с Петроградом — с бехтеревским институтом и комиссией психических исследований. 1 ноября 1923 г., еще находясь в Питере, он информирует В.М. Бехтерева о своих ближайших планах:

«Лабораторию я организую в зависимости от удобства снабжения ее инвентарем в одном из предместий Москвы, откуда буду ежемесячно приезжать в Петроград для координации с работами моих сотрудников Кондиайна, Петрелевича и пр. и для контактных собеседований с Василием Павловичем [Кашкадамовым] и Алексеем Константиновичем [Борсуком]. Если Вы ничего не имеете против, я мог бы войти в более тесный контакт с институтом в форме какого-либо фиксирования моих работ, к примеру при лаборатории Василия Павловича, если он выразит желание»[202].

В то же время из этого письма мы узнаем, что Барченко продолжал хлопотать о своей поездке на Восток — «параллельно с шагами Главнауки, некоторыми крупными представителями московских научных кругов предприняты конкретные шаги для связи меня с Чичериным, коему Главнаука также сообщила о своем отношении к моим работам — для обеспечения средств и разрешения на нашу поездку в Среднюю Азию нынешним же летом»[203] — т. е. летом 1924 г. Это означает, что биофизическая лаборатория была нужна Барченко главным образом для практического обучения «синтетическому методу» своих сотрудников и других заинтересованных ученых, которые в дальнейшем смогли бы работать вполне самостоятельно. В одном из писем Ф.Н. Петрову этого периода он прямо скажет о том, что организуемая им лаборатория — это «вспомогательное средство для ознакомления остающихся в Европе ученых с методом исследования, приведшим меня к открытию в этой области (области древнейшего естествознания. — А.А.) — методом совершенно новым». Главным же для себя он назовет «командировку на Восток для изучения языка и практических методов» (т. е. методов «Древней науки»)[204].

В декабре 1923 г. — накануне отъезда в Москву — Барченко устроил у себя, вернее, в доме Кондиайн нечто вроде дружеского собеседования представителей науки Запада и Востока. (В письме бурятскому тибетологу Г.Ц. Цыбикову он назовет эту встречу «консультативным совещанием».) Восточные ученые — это прежде всего глава тибетско-монгольской миссии цанид-лама Агван Доржиев и его заместитель Бадма Очиров, а также монгол Хаян-Хирва и тибетец Нага Навен. С последними двоими Барченко познакомился летом 1923 г., проживая в доме при буддийском храме, и они сообщили ему некоторые сведения о «тайном» учении северных буддистов, о Калачакре («системе Дюнхор»). (Подробнее о Хаян-Хирве и Нага Навене мы расскажем в главе «Учителя».) Западных ученых представляли В.М. Бехтерев, В.П. Кашкадамов и, возможно, А.К. Борсук. Какие вопросы обсуждались на встрече, мы не знаем. В упомянутом выше письме Цыбикову Барченко отметил лишь, что западные ученые заявили о желательности «теснейшего научного контакта русских ученых с тибетскими», а цанид-лама со своей стороны заверил западных ученых в полной готовности ученых Тибета к такому контакту и обещал свое содействие[205].

Рис. 5. Дуров с обезьянкой