– Ну, честно говоря, мы с ним временами ссоримся. У него несносный характер! Он все норовит проткнуть кого-нибудь шпагой, в то время как я, – Лис гордо расправил плечи, – обычно использую пистолет. Но, господин Оливье, вы правы, мне действительно не слишком нужен тот клочок бумаги, на который вы претендуете. Однако, прежде чем я отдам вам его, будьте любезны ответить мне на два вопроса. Вопрос номер раз: зачем эта расписка вам и откуда вы о ней вообще знаете? И номер два: каким образом вы планируете вывести Мано из тюрьмы?

Хозяин пристально смотрел на Рейнара, очевидно, прикидывая в уме, стоит ли открывать дотошному гасконцу тайну, которую он до сего момента старательно пытался сохранить.

– Если же вы думаете, что без вас мы не обойдемся, советую вспомнить, что буквально пару недель назад Генрих Наваррский с тринадцатью своими людьми благополучно штурмовал хорошо укрепленный замок Сен-Поль в Париже. Сейчас у него под рукой две сотни воинов, и этого на весь Реймс хватит за глаза. А посему, реб Оливье, молвите слово, не изображайте из себя графа Монте-Кристо.

– Хорошо, – смирясь с необходимостью говорить начистоту, махнул рукой незнакомец. – Вы спрашиваете, зачем мне расписка? Пожалуйста. На ней, если помните, две подписи: Пьера Коше и Рене Шанфлера. Рене – мой младший брат. Нас пятеро братьев, и все мы – уроженцы Реймса. Хотя Рене и приходится утверждать, что он рожден в Париже, иначе не видать бы ему должности судебного пристава как своих ушей.

Мой прадед прибыл сюда из Баварии, когда герцог Людвиг выгнал евреев из своих владений. Здесь он крестился и стал хозяином этой самой таверны. Мой дед наследовал ему. Отец, в молодые годы разносивший вино посетителям, закончил свои дни членом ратуши, а его брат-близнец, мой дядя, стал аббатом Сент-Этьенского монастыря. Я же три года тому назад купил себе должность сюрвальена [46] реймской епархии. За огромную взятку нам удалось сделать Рене коренным парижанином. Третий наш брат в этом году стал секретарем здешнего суда. С четвертым вы только что виделись, а пятый совсем еще мал. Мы словно пальцы на руке, сжатые в кулак, пробиваем себе путь в этой жизни! Теперь же, если всплывет эта злосчастная расписка, а на суде над шевалье де Батцем она непременно всплывет, карьера Рене будет погублена.

Затем обнаружится подлог в документах о его происхождении. Тогда уже не поздоровится и мне. Ведь писарь, подчистивший строку в церковной книге, сразу же укажет на того, кто дал ему за это деньги. Скажите мне, шевалье, стоит ли крах надежд большой дружной семьи какого-то несчастного клочка бумаги?

– Ну, если вы так хотите его заполучить, то, вероятно, стоит. Однако я сегодня щедр и готов поторговаться, – заверил реймского сюрвальена Лис. – А потому вернемся ко второму вопросу.

– Все очень просто. – Губы Оливье сложились в хитрую улыбку. – Завтра коронация, на улицах будет великое множество народу. Городской стражи недостаточно, чтобы поддерживать порядок в Реймсе и его окрестностях. Поэтому в тюрьме останется только треть обычной охраны. Понятное дело, это великий секрет, но не от меня. Завтра утром в честь престольного праздника в тюрьму доставят большую бочку вина. Заметьте – это не моя затея. Вино и еду заключенным поставляют братья алексиане, согласно обету пекущиеся об узниках. Вино будет отменного качества, лишь самую малость сдобренное, как бы это сказать, специями.

– Откуда вы знаете об этом? Вам завтрашнее меню почтовым голубем передали?

– Я же говорил, у моего отца тоже есть братья. И один из них – крупнейший торговец вином в округе. Мне, как смотрителю тюрем епархии, доподлинно известно, что большая часть присылаемого милосердными братьями алексианами не доходит до тех, кому оно предназначалось. У меня уже готов доклад о творящемся безобразии господину де Бирагу, канцлеру Франции. Я буду нещадно бороться с этим злом, и уснувшая в День коронации стража будет великолепным примером гнусных злоупотреблений. Также в своем докладе я обличаю то попустительство и преклонение пред сильными мира сего, которое практикуется некоторыми тюремщиками.

Вы представляете, мсье д"Орбиньяк, сегодня, инспектируя местный тюремный замок, я встретил в камере известного преступника и душегуба Мано де Батца духовника Ее Величества королевы Маргариты Наваррской! Конечно, святой отец увещевал заблудшего грешника покаяться, но порядок есть порядок. Я был вынужден просить почтенного брата Адриэна покинуть стены тюрьмы.

Тем более что в замке есть свой исповедник. Завтра во время коронации он придет к господину Мано, – Оливье сделал длинную паузу, лукаво глядя на Лиса, точно дожидаясь похвалы своему хитроумному замыслу, – и останется в камере в его одежде. Сам же шевалье де Батц в сутане доминиканца выйдет на волю, а дальше уж ваша забота, – развел руками смотритель тюрем.

– Ага, а надзиратель в коридоре пожелает ему доброго пути, – настороженно поинтересовался Лис.

– О, я вижу, вы разбираетесь в нашей кухне. Надзиратель абсолютно надежен, у него нет другого выбора. Если завтра он не сделает то, что должен, послезавтра реймскому суду станет известно, что этот негодяй собрал банду бывших узников и добрая треть грабежей и убийств в городе происходит по его указке. Но как только злодей выведет шевалье за ворота тюрьмы, он волен бежать и скрыться. А о том, что я вам поведал, суд узнает дней через десять. Вот, собственно говоря, и все.

– Пожалуй, план вполне хорош, особенно для новичка. В вас чуть не погиб большой талант! На вас определенно стоит обратить внимание.

– Благодарю, мсье. Итак, вы получаете то, что нужно вам. Затем, скажем, приносите сюда же то, что необходимо мне. Передайте расписку человеку, который провел вас сюда.

– Что ж, по рукам! – немного подумав, кивнул Лис. – Кажется, вполне честная сделка. – Он пристально посмотрел на мэтра Оливье, явно желающего еще что-то сказать. – Или я что-то упустил?

– Господин д"Орбиньяк, – понижая голос до шепота, вновь заговорил сюрвальен. – Я знаю, вы имеете большое влияние на короля. Передайте ему вот что. Мой дядя, один из братьев моего отца, большой знаток Каббалы, утверждает, что все знаки, как небесные, так и земные, неумолимо свидетельствуют о том, что Генрих III будет править совсем недолго и что наследовать ему будет он, Генрих Бурбон. И… – Он замялся.

– И?.. – подбодрил его влиятельный вельможа короля Наваррского. – Я слушаю. Весь внимание.

– И если Его Величеству будет угодно поставить предикт «де» перед фамилией Шанфлер, то более верных и преданных слуг ему не сыскать во всей Франции.