– Тогда зачем все это?

– Пошел ты!

Труди быстро обернулась на выкрики, а затем снова обратилась к Колеску:

– Мы считаем, что вам следует переехать в более подходящее для вас место.

– В психушку, из которой ты вышел!

Теперь Труди только махнула рукой.

– Шон! Мы ведем диалог! – одернула она кричавшего. – Послушайте, мистер Колеску. Мы намерены приходить сюда каждый день, пока вы не покинете дом. Мы – полноправные граждане. Наши демонстрации будут мирными, но продлятся до вашего отъезда. Ваша собственность не пострадает.

Колеску стоял со стаканом в руке, отражаясь в объективах камер.

– Я тут живу. Хожу на работу. Вот и все!

Он смотрел, как солнце играет в золотистых волосах Труди. На ней были короткие джинсовые шорты, открывавшие длинные ноги, тенниски, носки и короткая белая майка с круглым вырезом. Ее длинный хилый муж вышел из толпы и поравнялся с женой. Его борода свисала над тонкой цыплячьей шеей. Колеску не раз видел его за рулем дорогой машины, облепленной наклейками "зеленых". Стикеры молили спасти чуть ли не всех животных на земле.

– В своих намерениях мы пойдем до конца! – запальчиво заявил он.

– Что вы имеете в виду?

– Джонатан! – Труди взволнованно одернула мужа.

– Имею в виду, что если останешься здесь, то будешь видеть нас каждый день до самой своей смерти.

– Послушайте, мне нечего скрывать. Я невиновен, я не причиню никому зла. И чтобы доказать это, я хочу кое-что дать вам. Пожалуйста, подождите.

– Давай, что там у тебя, придурок?!

Колеску вбежал в комнату и схватил одно из яиц, сделанных матерью, страусиное, с золотой отделкой и кружевами.

Он вынес свое богатство на улицу и встал перед объективами камер.

– Вот эта вещь – символ моих добрых намерений, она самое дорогое, что есть у меня на земле. Я вручаю вам яйцо как залог того, что буду примерно вести себя все оставшиеся двадцать девять дней.

Колеску держал поделку обеими руками, словно редкую драгоценность.