– Не, я могу идти. Просто хватит бежать. Мы уже далеко. – Он выдохнул и зажмурился. – Пффф, пронесло.

Несколько минут мы шли молча. И, честно говоря, в тот момент я его просто ненавидел. «Как глупо, как глупо, как глупо, – вертелось в голове, – зачем я согласился на это? Поиграли в детективов, блин!»

– Не хочешь узнать, что я нашел у него на столе? А? Петро? Ну чего ты опять ускорился, у меня же нога!

– Нет! – Я обернулся. – Не хочу я ничего знать! Иди в жопу!

Он виновато смотрел на меня:

– Прости. Я знаю, по-дурацки вышло.

Минуту мы молча смотрели друг на друга, и вдруг – он засмеялся. Сначала сдавленно, потом – громко и в голос.

– Чего? Чего ты ржешь?

– Видел бы ты свое лицо там, когда я открыл дверь!

– Ничего смешного.

Грек с трудом подавил хохот.

– Да, ты прав, еще рано над этим шутить. Постой, я присяду ненадолго, а то совсем больно наступать.

Он присел на бордюр, взялся за ногу обеими руками так, словно она была отдельным предметом.

– Сломал? – спросил я.

– Не, если б сломал, я бы пальцев не чувствовал, а я могу ими шевелить. Просто неудачное приземление.

Мы переглянулись – и снова засмеялись. Одновременно. Страх прошел, и смех сработал как защитный механизм.

Я тоже присел на бордюр:

– Что ты нашел?

– Наконец-то. Я думал, ты никогда не спросишь. – Он рылся во внутреннем кармане куртки, достал сложенный вчетверо листок и протянул мне.

– Это было на его столе. Он подкладывал этот листок под письмо. Я заштриховал его карандашом, чтобы увидеть продавленные места на бумаге.