Итак, с первым шрамом, тем, что был виден, я расправилась за четыре вечера. Оставалось ещё пять — три на спине и два на левой руке. Все они выглядели примерно одинаково — узкая верхняя часть и широкая нижняя, словно на мужчину падали огромные капли этого самого магического напалма — знать бы ещё, что же это за гадость такая, — и текли вниз, расплываясь по коже. И лишь тот, что был на кисти, отличался от остальных — там было просто неровное пятно, захватывающее часть предплечья, половину тыльной стороны ладони и три пальца, причём последние, стянутые кожей, представляющей из себя один сплошной шрам, почти не двигались.

Всё это я обнаружила еще в первый день, просканировав брюнета на предмет повреждений, и поняла, что если шрам, выходящий на лицо, доставлял ему эстетическое неудобство, точнее, просто-напросто уродовал и этим взращивал комплексы, то шрам на руке мешал по — настоящему — мужчина не мог нормально ею пользоваться. Хорошо хоть, рука была левая. Поэтому на пятый день, оставив его неизменных спутников в приёмной в компании книги и стопки прессы — начиная со второго вечера, Миллард тоже запасался чем-нибудь почитать, — и пройдя в кабинет, я предложила:

— Давайте, я рукой займусь. Сможете пальцами нормально пользоваться, а тогда уже я за спину возьмусь — если, конечно, вы те шрамы тоже хотите убрать.

А то мало ли. Не видны, не мешают. Впрочем, жена-то их видит, или любовница, или обе… Интересно всё же, женат он или нет? Так, что-то я в последнее время не о том думаю, какая мне разница, он мне деньги за лечение платит, большие деньги, остальное меня не касается.

— Хочу, — мужчина смотрел на меня всё так же напряжённо-недоверчиво. Да сколько можно-то? — Вы хотите сказать, что я смогу нормально двигать пальцами?

— Конечно, — кивнула я. — Только…

— Придётся повозиться, — кивнул он. — Приступайте.

И снял перчатку. Впервые я увидела его руку, прежде он оставался в перчатке, даже сняв рубаху. Кстати, волосы он продолжал носить распущенными, не убирал в хвост и не стриг. Наверное, ждёт, когда кожа под бывшим шрамом сравняется по цвету с остальным лицом и перестанет выделяться. Его право.

Я взяла в руку изуродованные, скрюченные пальцы, закрыла глаза и услышала:

— Если у вас получится. Εсли мои пальцы вновь смогут двигаться как прежде…

— Получится, — перебила я его. Ну сколько можно сомневаться? — Смогут. Просто нужно время.

— Если у вас получится, — словно не услышав моей реплики, повторил мужчина, — то у меня будет для вас новый пациент. И если вы сможете помочь ему… если поставите его на ноги… Просите всё, что пожелаете, и я вам это дам.