За все годы службы Иванов так и не обзавелся госдачей.

«На черта она мне?» — удивлялся он.

В самом деле! Захочется лесным воздухом дыхнуть — выедет в заповедные дебри. И надышится вволю, и ушицу сварганит. Или похлебку из перепелок.

Но вот прижала нужда, взяла за горло, а выехать-то и некуда. Спасибо Цвигуну, порадел за своего — выбил в Управделами ЦК дачку в Баковке, где сплошь генералы да маршалы селились.

Место приличное — неподалеку Буденный жил, и Баграмян, и Рыбалко.

Борис Семенович вылез из «Волги», оглянулся — никто не видит? — и отвалил крепкую воротину. Фыркая мотором, машина плавно заехала во двор. Иванов поднатужился, и прикрыл ворота. Глухо грюкнул засов.

Елена выпорхнула из «дублерки», свежая, здоровая и молодая. Зажмурив глаза, медленно вобрала «стародачный» воздух, приправленный лесными ароматами. Провела ладонью по колючей хвое, с любопытством оглядела крепкий сруб в два этажа.

— Мы здесь будем жить?

Генерал-лейтенант облапил ее со спины.

— Довольна?

— Очень! Но…

— Но? — нахмурился генерал-лейтенант.

— Я много должна, Боря, — понурилась «дачница». — И тебе, и… и всем. А по долгам надо платить. Меня так папа учил.

— Правильно учил, но ты же девочка. А у нас по счетам платят мальчики. Ясно?

— Ага… — фон Ливен обняла Иванова, прижалась легонько. — Я вовсе не феминистка, Борь… У меня с этими извращенками взгляды расходятся. И страха нет. Эшхаус раскатали — и мне бояться нечего. Просто… Понимаешь… Вы заплатили добром за мое зло, а Конфуций как говорил? За зло надо платить по справедливости!