Неужели она до такой степени напоминала ему мать? Была на нее так похожа? Нет, вовсе нет. Тут что-то совсем другое.

— Ты ведьма, Фаина, — сказал он ей, когда они мчались в Москву.

Подруга — та дылда, девица с вытянувшейся от огорчения физиономией — осталась где-то там, далеко. Букет для матери тоже. Раненый и так и не убитый кабан рыскал тоже вдали от Москвы по заповедному Евпатьевскому лесу. И о нем тоже следовало на время забыть.

— Ты настоящая ведьма, — повторил Марат с неподдельным восхищением. — Ну, как ты жила все это время? Рассказывай.

— Нечего рассказывать, радость моя, — Фаина улыбалась.

— Как — совсем?

— Ну, может, потом, когда выпьем в баре.

Он выбрал модный гламурный бар на набережной Тараса Шевченко. Выбрал не без задней мысли — стены бара с момента открытия украшали фотографии самых красивых женщин столичной тусовки. Фото Фаины Пеговой — в полный рост, в винтажном платье сороковых годов, стилизованной под Вивьен Ли, — украшало стену над черным кожаным диваном, на котором они и устроились в ожидании коктейля.

— Водку, джин?

— Водку с тоником и льда побольше. Жарко. — Фаина вытянула ноги и оперлась рукой о диванный валик. На ней был атласный топ и короткая юбка. Марат не отводил глаз от ее стройных ног, от глубокого декольте. Когда они жили вместе, она порой не носила нижнего белья. Тогда все тащились от Шарон Стоун в «Основном инстинкте» и брали на вооружение все ее тамошние приколы. Господи, сколько же лет прошло… И они постарели, потеряли столько времени, растратив его даром…

— Ты так и не женился, радость моя?

— Нет.

— Ах да, я и забыла, мама не велит. Кстати, как она, здорова?

— Мать здорова. У нее все хорошо. Я заехал, чтобы подобрать ей цветы.

— А наткнулся на меня, как на иголку, — Фаина засмеялась, показывая белые зубы. — Ты всегда был примерным мальчиком.

— А ты скверной девчонкой. Что у тебя с Балмашовым?

— Ничего. Он женился на француженке.

— Это я знаю. Значит, с этим, со вторым, с Тихомировым?

— С ума сошел? — Фаина даже захохотала. — Он же на каждом углу кричит про свою тройню.

— Но ты же ведь не можешь без мужиков.