— Тишайший, — зашелестела толпа.

— Это же боярин Тишайший.

— Что, не ждал, щенок, что я вырвусь на свободу? — Старик сдернул с себя шапку и бросил ее себе под ноги.

— Взять его! — взвизгнул Гордон. — Заткнуть рот мерзавцу!

Хмурый Федот кивнул своим стрельцам, и они навалились на старика. Боярину оперативно скрутили руки за спиной и начали заталкивать в рот кляп.

— Люди добрые, царь не нас…

— В общую кучу его, — приказал Гордон, кивая на людей сплетника, — он у меня первый взойдет на плаху!

Малюта радостно закудахтал, пристраивая опального боярина во главу очереди смертников.

— Если бы не помощь святой церкви католической, — продолжил Гордон, обводя грозным взглядом народ великореченский, — снявшей с меня и моей любимой жены страшное заклятие, погрязла бы Русь Святая в безбожии, и через год-другой здесь сатана бы правил бал! Ведьмы, эльфы, оборотни, тролли, даже вампиры завелись уже на Руси. Доколе? — спрашиваю я вас. Доколе? Сколько нам еще терпеть всю эту нечисть? А бандиты? По городу свободно разгуливают банды Кощея, Дона, царского сплетника. Сегодня этому придет конец, потому что на Русь наконец-то пришла истинная вера. Католическая вера! Сегодня вы почувствуете ее силу. Святая инквизиция выжжет всю эту нечисть очистительным огнем, заклеймит ее железом каленым и выметет с земли Русской!

Притихший народ внимал распалившемуся Гордону.

— На этом костре, по идее, должен был бы гореть виновник всех этих безобразий — царский сплетник. Но подлый трус сбежал, почуяв, что запахло жареным, а потому гореть на нем придется опозорившей мой род Янке Вдовице!

— Кровинушку свою не пожалел, — ахнула какая-то баба из толпы.

— Я и святая инквизиция не делаем поблажек никому! — сурово сказал Гордон. — Свой не свой, родной не родной, раз спутался с темными силами, тебе одна дорога — на костер! Спутался с бандитами — на плаху!

— Но над ведьмой еще даже не было суда! — резонно возразил кто-то из толпы.

— Она ведьма, и мне этого достаточно! Вот если бы царский сплетник добровольно сдался…

— То что? — замерла толпа.

— Тогда я, пожалуй, и проявил бы снисхождение.

— Какое снисхождение? — не унимался народ.

— Отдал бы Янку Вдовицу на суд праведный святой инквизиции, — ляпнул Гордон.

Это он сделал напрасно. Думать надо, прежде чем такое говорить.