Они оба уже под градусом и, очевидно, да, собираются ругаться.

— Не-е-ет… — смеется Олег, беспорядочно мотая головой — моральные нормы нашего общество никогда не позволят бабе того же, что и мужику. Никто не восхитится тобой, если ты станешь менять любовников каждую неделю.

— А тобой, значит, восхитятся?! Посмотрите, каков красавчик! Он даже не успевает запоминать имена своих телок!

— Восхитятся, но только друзья! И вообще, Ир, давай не будем!.. Я же сказал, что больше ни-ни…

Возмущенная и уязвленная, Ира хватает бутылку и заново наполняет наши бокалы. Руслан, опираясь локтями в собственные колени, цепко на меня смотрит.

Мне нехорошо. Поднятая Просекиными тема скребет внутри наждачной бумагой. Щеки пылают. Кончики ушей горят.

— Женщина имеет право вести себя так же, как и ее мужчина! — проговаривает она твердо, — и плевать, кто и что скажет!

Олег смеется, но смех его выходит скрипучим. Видно, что это болезненный для него вопрос. Откинувшись на спинку дивана, он кладет ногу на ногу и сцепляет руки в замок на затылке. Ира, обхватив себя руками, смотрит на его профиль.

Руслан продолжает сверлить во мне дыру взглядом.

Делаю глоток вина, с трудом проталкиваю его внутрь.

Глеб встает и куда-то уходит.

— Общество назовет эту женщину падшей.

— А мне плевать на ваше общество, ясно! — чеканит Ира, — считаешь меня шлюхой, скажи мне это в глаза!

— Я не считаю… я говорю не о себе и не о тебе, Ириш…

Закусив губы изнутри, она, кажется, собирается заплакать. И я тоже. Мне ее жаль, потому что, по мнению общества за инцидент в Сережиной квартире меня тоже сочтут падшей женщиной. А Руслан?

Руслан красавчик!

Приложив ко лбу прохладную ладонь, пытаюсь справиться с волнением.

— Руслан! — обращается к нему Ира, — ты тоже так считаешь? У мужчин больше свобод, чем у женщин?

Ее голос дрожит, но когда Олег пытается ее обнять, она грубо откидывает его руку.

— Я так не считаю, — отвечает глухим голосом.