Шекспир жил в эпоху, когда Англия переживала экономический и политический подъем и когда в стране ощущалась потребность изменений и реформ. Гуманистическая идеология, которая получила отражение в сочинениях Томаса Мора, настоятельно требовала реформы женского образования, коренного изменения отношения к женщине, утверждения ее, если и не политического, то интеллектуального равенства с мужчиной.

Джулиет Дазинбер, автор интересного исследования «Шекспир о природе женщин» пишет: «Аристократические женщины английского двора подтверждали мнение Мора о том, что женщины интеллектуально равны мужчине. Жена Генриха VIII, леди Анна Клиффорд, графиня Пембрук, а позднее леди Кэтрин Пэрр были широко известны своей образованностью. Эту линию могли продолжить многие, от леди Маргарет Бимонт до Маргарет Ропер и Элизабет Кук. Английские аристократки XVI века увлекались эмансипацией, и в этой области они вполне могли соревноваться с образованными женщинами итальянского Возрождения, подобными Виттории Колонне. Они страстно сражались за равноправие и побеждали. Шекспир хорошо знал это, и высокий интеллектуализм его придворных женщин — Беатриче и Розалинды, или Елены в пьесе „Все хорошо, что хорошо кончается“, основывается на реалиях английской жизни»[41].

В Англии гуманистическая идеология тесно переплеталась с пуританизмом. Пуританизм так же стремился реформировать брак и отношение к женщине в целом. Кальвин и Лютер развивали пуританскую идею о чистоте брака. Пуританская литература XVI века полна дебатами о роли женщины в семье. Пуритане протестовали против принудительного брака, против брака ради денег, против семейных измен, против битья жен. Но вместе с тем пуританский феминизм был ограничен. Пуритане видели в жене только хорошего партнера, хорошего компаньона. Но они возражали против слишком свободного поведения женщин в обществе. В Лондоне многие женщины носили мужскую одежду и даже оружие, что вызывало возмущение церкви. Пуритане были также против театра в частности потому, что там мужчины и женщины меняются одеждой (в елизаветинском театре роли женщин играли, как правило, юноши).

Во времена Шекспира существовала также традиция куртуазного отношения женщине, основанная на прославлении ее как божества, а не на признании ее как реального земного существа, которому свойственные слабости, болезни, рождение детей и т. д. Эта традиция «идолизации» женщины, превращения ее в идол, кумир получила неожиданную поддержку от неоплатонического отношения к любви, которое прославляло духовную любовь в противовес любви физической. Эта идея неоплатонической любви была завезена из Франции Генриеттой Марией, которая восторгалась духовной любовью как победой над плотью.

Таковы были различные идейные мотивы в отношении к женщине — старая христианская традиция, пуританизм, гуманизм. Чрезвычайно интересно, какие из этих мотивов получают отражение — позитивное или негативное — в творчестве Шекспира.

Очевидно, что у Шекспира начисто отсутствует доктринерское христианское отношение к женщине как к низшему существу, подверженному тирании мужчины. А между тем эти идеи все еще имеют широкое распространение у ранних современников Шекспира. Например, в комедии Томаса Мидлтона «Безумный мир, господа!» (IV, 3) мы находим взгляд на женщину как на пособницу дьявола и источник всяческого греха:

В другой пьесе младшего современника Шекспира Джона Уэбстера с весьма выразительным названием «Всем тяжбам тяжба, или когда судится женщина, сам черт ей не брат» содержится гневное обличение женщин:

Гораздо более трезвый взгляд на женщину высказал Джон Донн, хотя, как мы видим, ему тоже были свойственны известные крайности в этом вопросе. Он говорил: «Делать из них богинь — небожественно, превращать их в пособниц дьявола — дьявольская затея, видеть в них любовниц — не по-мужски, делать из них слуг — неблагородно. Очевидно, надо обращаться с ними так, как их создал Господь, — и это будет и по-мужски и по божескому указанию».

В противоположность средневековому представлению, у Шекспира женщина предстает как личность, способная посрамить мужчину в области образования или интеллектуальной подготовки. У Шекспира мы постоянно встречаем сатирическое отношение к средневековому пониманию женщины. Шекспир высмеивает и доводит до абсурда библейский идеал брака как двух людей в единой плоти. В «Мере за меру» Помпея, которого рекрутируют в солдаты, спрашивают, может ли он отрубить человеку голову. Ответ Помпея весьма симптоматичен: «Если он холостяк, то смогу, если он женат, то он глава своей жены, а я никогда не смогу отрубить голову женщины» (II, 2, 118). Гамлет, прощаясь с Клавдием перед отъездом в Англию, говорит ему: «Прощайте, дорогая мать». «Твой любящий отец», — поправляет его Клавдий. На что Гамлет, пародируя библейский завет, замечает: «Отец и мать — муж и жена; муж и жена — единая плоть, — поэтому — моя мать» («Гамлет», IV, 3). А в комедии «Конец — делу венец» эту же идею Шут превращает в комический парадокс: «Жена — плоть и кровь моя. Кто ублажает мою жену, ублажает мою плоть и кровь; кто ублажает мою кровь и плоть, тот любит мою плоть и кровь; кто любит мою плоть и кровь, тот мне друг; следственно, кто обнимается с моей женой, — мой друг» (I, 2).

Шекспир ставит под сомнение традиционную идею средневековой философии о врожденной греховности женщины. В трагедии «Отелло» он как бы отвечает на идею Эразма о том, что причина греховности женщины — в плохом муже. Эмилия, жена Яго и служанка Дездемоны, говорит (IV, 3):

В «Гамлете» Шекспир демонстрирует два типа воспитания — мужчины и женщины. Когда Полоний говорит о сыне, живущем в Париже, он готов оправдать его буйные проказы, поединки и даже пьянство и распутство «порывами горячего ума», свойственными молодому человеку. Но он абсолютно запрещает Офелии полагаться на свой опыт и окружает ее системой авторитарных запретов. Гамлет не предлагает Офелии ничего нового по сравнению с тем, что предлагает отец, когда говорит ей: «Иди в монастырь». В результате Офелия погружается в пучину мужской авторитарной этики, она тонет в ней еще до того, как тонет в реке. Шекспир прямо не осуждает эту систему женского образования, но убедительно показывает нам ее закономерный трагический конец.

Всюду в своих пьесах Шекспир выступает как противник старой, средневековой тирании мужчины над женщиной и как сторонник нового, гуманистического воззрения на роль женщины и в обществе, и в семейной жизни.

Вместе с тем он противник и пуританизма, который во времена Шекспира также провозглашал идею реформ в отношении семьи и воспитания женщины и проповедывал идеал чистоты брака. У Шекспира мы постоянно встречается с сатирическим отношением к идеалам пуританизма. Шекспир выглядит настоящим Фальстафом по отношению к тому идеализированному миру добродетелей, который провозглашали пуритане. Так, в комедии «Конец — делу венец» высмеивается пуританский идеал чистоты брака и девственность как ее непременный гарант. Устами Пароля он провозглашает, что сохранять девственность — значит идти против природы.

«Не в сохранении девственности мудрость природы. Наоборот, потеря девственности приумножает ее достояние: ведь ни одна новая девственница не может появиться на свет без того, чтобы ради этого не была утрачена девственность. То, из чего вы созданы — это материал для изготовления девиц. Единожды утратив девство, можешь приобрести дюжину девственниц: если же будешь сквалыжничать, то останешься на бобах. Что в ней толку, в девственности? К черту ее!» (I, 1).

Все пьесы Шекспира пронизаны духом демократизма, идеей равенства между людьми — между мужчиной и женщиной в такой же мере, как в них существует принципиальное равенство между принцем и могильщиком, шутом и придворным, кормилицей и королевой. Этот дух равенства пронизывает все то, что Шекспир пишет и говорит о женщинах.

У Шекспира мы находим четкое разделение мужского и женского начала, того что считается «женственностью» и «мужественностью». Мне представляется, что любой современный сторонник гендерных исследований может найти в его произведениях бездну интересных материалов, связанных с особенностью женского и мужского поведения.

Шекспир — противник обожествления женщины, этого устаревшего ритуала куртуазной любви. В его пьесах она предстает в реальной жизненной обстановке. В отличие от неоплатоников, он не провозглашает культ какой-то идеальной женщины, а говорит о ее возрасте, болезнях, изображает ее в обстановке реального, физического мира, в поисках любви, в борьбе за свою независимость.

Шекспир симпатизирует своим образованным женщинам, которые обладают юмором, не лезут за словом в карман и в словесных дуэлях способны посрамить любого мужчину. Интересно, что в его пьесах женщины обнаруживают симпатию к миру профессиональных шутов и балагуров, как это делает Селия в отношении к Оселку, Виола — к Фесту, Корделия — к Шуту в «Короле Лире». Мир женщин у него светлый, радостный, шутливый, непохожий на серьезный и озабоченный мир мужчин. И образованные женщины Шекспира, так же как и его любимые шуты и остроумцы, противостоят этому серьезному миру, демонстрируя свое остроумие как бы со стороны.