— А твои родители где? В Литве? — снова спросил я у своей сиделки.
— И мама, и папа, и две сестры — все в Литве. Только я одна тут.
— И как тебе война?
— Что же война? Кому она может быть приятна? Домой все хотят, и я тоже… Мы ведь вернемся домой, правда?
— Конечно, вернемся, Ванда… Но когда — никто не знает… Послушай, когда я выздоровею, ты не хотела бы сходить со мной в театр?
Ванда посмотрела на меня вопросительно.
— А билет вы можете достать?
— Отчего же? Это пара пустяков…
— Нет уж. Говорят, очень трудно…
— Как-нибудь достану…
— Но мое платье… Может, мне одолжит подруга, с которой я живу.
— Значит, договорились?.. Как только поправлюсь, обязательно сходим. В Москве театры такие, каких во всем свете не сыщешь…
Девушка смотрела на меня так, будто все еще не верила, что я всерьез говорю о театре. А я чувствовал, что должен видеть ее каждый день, разговаривать с ней, слушать ее смех, ее простые, детские, наивные и такие милые ответы…
Мне показалось, что я выздоравливаю не от одной простуды, а поправляюсь после тяжелой болезни, которая давила, мучала, душила, которая не давала поднять головы, вздохнуть полной грудью, рассмеяться, даже улыбнуться…
Шли дни, и каждое утро, и полдень, и каждый вечер я ждал, когда в коридоре послышатся легкие шаги, постучатся в дверь моего номера 1115, и войдет Ванда — такая же сияющая, веселая, словно получила дорогой подарок, вся пахнущая литовскими полями, садами и цветущими лугами. И на самом деле мне стало казаться, что со мной — сама Литва, которую я буду любить, пока жив…
…Шли дни. Я уже бродил по комнате, стал выходить на улицу. Ванда по-прежнему приносила из Постпредства еду, кипятила чай в электрическом чайнике. На моем столе высилась стопка книг, и она начала брать их у меня читать. Ванда была любопытна, все быстро усваивала, а Большой театр, куда мы с ней пошли, показался ей чудом из чудес. Иногда я читал ей новые стихи и рассказы, которые писал, и видел, что они ей нравятся.
Как-то я взял листок и сказал:
— А теперь я прочитаю стихи, посвященные одной женщине, которую я встретил во время войны.
Ванда удивленно посмотрела на меня.
— А кто же эта женщина, которой посвящены стихи?