…И я увидел ее, юную, восемнадцатилетнюю девушку, стоящую в конце зала Постпредства перед зеркалом и поправляющую пышные светлые волосы. Увидел в зеркале ее лицо и не мог оторвать глаз от этой картины, полной молодости, красоты, мечты. Девушка повернулась ко мне. В сером простеньком платье (был май), неловко сидящем на ней, — она посмотрела на меня равнодушно, как смотрел и я сам на тысячи людей, которых случайно встречаешь и которые снова куда-то исчезают. Я спросил, откуда она, и она ответила, что только что приехала из далеких краев, из Узбекистана. Кажется, на этом и оборвался наш разговор, — девушку кто-то позвал в столовую, и она сбежала по лестнице — легко, вприпрыжку, без забот, по-детски очаровательно…
…Простудившись, я лежал в номере гостиницы «Москва». Чувствовал себя неважно. И вдруг, открыв глаза, я увидел, что кто-то стоит у столика. Это была она. Что-то раскладывала там, а когда я зашевелился, обернулась с улыбкой и сказала:
— Мне сказали, что вы больны… Теперь я буду вас кормить, буду приносить вам еду из Постпредства… Вы любите гречневую кашу и компот? — Она поставила передо мной остывшую кашу. — Жаль, что не на чем подогреть.
— Почему? Тут есть электрический чайник…
— В чайнике кашу не подогреешь. Придется есть холодную… Знаете, пока доберешься на метро…
Я ел кашу, а она сидела на стуле и смотрела на меня, худого и небритого.
— Некрасив, правда? — спросил я.
— Ничего, — ответила девушка. — Вы же больной…
Она смотрела на меня улыбающимися синими глазами, и казалось, улыбалось ее пригожее, здоровое лицо, и губы, и руки, и грудь, вся она улыбалась чем-то далеким и полузабытым, тем, чего нельзя забыть никогда, — она улыбалась, как Литва летом…
— Как тебя звать? — спросил я у девушки.
— Ванда, — ответила она. — Некоторые еще зовут Антониной, но мне больше нравится Ванда.
— Откуда ты?
— Из Кудиркос-Науместиса. Я бежала в первый день войны. И вот куда доехала — до Ферганской долины…
— И как там, в этой Ферганской долине?
— Интересно. И неплохо. Урюку наелась, сколько душа желала. И люди там хорошие, понравились мне. Только сыро очень. Ревматизм схватила.
— Болит?
— Теперь ничего. Но бывает, и болят ноги. Когда погода сырая…
— А я бы не сказал… Мне кажется, ты здорова…
— Ничего, и вы скоро выздоровеете. Я вас вылечу…
И Ванда рассмеялась так искренне, по-детски, что у меня по сердцу прошла жаркая волна.