Путь к насыпи — через овраг. На кромке оврага — дуб. Поздороваюсь с ним и — по откосу вниз. Подбежала к оврагу. Резко остановилась, ухватившись за ветку дуба.
На дне оврага, неглубокого, — лапы, щупальца, причудливые фигуры, крупные колючки — шевелятся под ветром. Как во сне. Воды нет, но передо мной — дно. Оранжевое, светло-зелёное и каменное. Когда-то тут была вода? Может быть, именно наш Посёлок был дном океана?
Пытаюсь понять, почему мне приснился океан, что значит мой сон и почему раньше я не видела причудливых фигур, щупалец на дне нашего оврага.
Начинаю спускаться. Ступаю осторожно: что, если растения — воинственны, вцепятся в меня?
Нет же, не дно. Не из сна. Это стебли и колючки прошлого года, они пыльны и жёстки, мало подвижны, ещё не успели пойти в рост, и рядом с молодой хрупкой травой и первыми цветами кажутся агрессивными. Почему показались лапами, щупальцами? Часто мои глаза видят не реальное, а то, что им хочется видеть.
Сейчас дно оврага со всех сторон окантовано пушистыми светло-зелёными кустами. С меня ростом.
За одним из кустов — мужчина укрыл своим телом женщину, от неё лишь рыжая копна волос.
Полосатая рубашка, приспущенные брюки и — голый зад… движется…
Ноги подогнулись, уселась прямо в колючки и в острые стебли.
Стрекочет, посвистывает, попискивает овраг, заглушает сопение и сбившееся дыхание мужчины.
Всё-таки вырвала свой зад из колючек и стеблей. Одну ногу оттащу с трудом от земли, другую — едва пячусь, ощущая тяжесть кровоточащего зада.
Сейчас увидит меня!
Допятилась до тропы, по которой — вверх, уцепилась за жёсткий стебель незнакомого растения, повисла на нём.
Голос настиг, когда была уже наверху:
— Полина?!
Не оглянулась. Перевалила через кромку оврага, уткнулась лицом в траву.
Женщина — Люша. С тринадцати лет ходит за отцом по пятам. Сейчас ей семнадцать. На год больше, чем мне.
Голый зад отца… — только его и вижу.
Всё-таки встаю и бреду к своей насыпи. Разом рухнуло в овраг моё прошлое — в голосе отца: «Человек должен служить Богу», «Молись, Поля», «Кайся в своих грехах», «Нельзя носить на себе грехи, кайся».
«Кайся», — барабанит по голове дождём голос отца.