— Да говорите же, чего пожаловали!
— Вот пришел извиниться.
— Ну то-то же. А то телефон отключили, ахинею какую-то несли, бомжики какие-то… — Я, между прочим, переживаю, — помедлив, она добавила, — за всех.
— Простите меня, даже не знаю, что на меня нашло, — Петрович явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Да ладно, — уже душевнее приободрила его Эмма. — А давайте чаю выпьем, Вы какой больше любите — зеленый или черный?
— В принципе, мне все равно.
— Тогда я заварю зеленый — он полезнее.
Петрович поморщился. Воспоминания вернули его во вчерашний вечер. Эмма безжалостно расправляется с бутылкой пива. «У-у…» — пронеслось у него в мыслях, но перед ним уже стояла Эмма в домашнем халатике. Такая простая, такая домашняя и…добрая. Он выдавил из себя:
— У Вас так уютно.
— Да ну, скажете тоже, — она кокетливо оглядела свою простенькую обстановку. В комнате не было шикарной мебели. Да и не то чтобы шикарной, а даже просто более современной.
Всю обстановку составляли стенка, большой круглый стол, диван да несколько стульев — все из времен а-ля советИк. Правда, во всем чувствовалась женская рука, аккуратность и чистоплотность.
— Это все из моей прошлой жизни. Что-нибудь новое, сами понимаете, на пенсию не потянуть. К тому же, и не надо. Но не будем о грустном, — сказала она неожиданно весело.
Виктор Петрович смотрел на нее и не узнавал в этой добродушной и гостеприимной хозяйке строгую и самоуверенную предводительницу. Хотелось сказать ей что-нибудь приятное. Но у бывалого сердцееда добрые слова куда-то испарились. Единственное, что пришло в голову:
— Какой вкусный чай Вы готовите, — сам же терпеть не мог эту бледно-салатовую жидкость.
— Ой, да ладно, — засмущалась хозяйка. А он смотрел на нее во все глаза и открывал в ней все новые положительные стороны. Оказывается, Эмма Борисовна очень даже хороша собой. В нем проснулся дамский угодник:
— Вам очень идет этот халатик.
— Не льстите мне. Халат как халат, ничего особенного, — Эмма явно кокетничала. — Знаете что, Виктор Петрович, Вы почаще заходите вот так на чаек. Вдвоем как-то веселее, — повисла пауза.
Он не знал, что ответить и, наконец, промямлил:
— С большим моим удовольствием. Так я пойду. — Он расценил последнюю фразу как намек, что пора бы и честь знать. Вежливо простившись, он отправился к себе.
А Эмма еще долго стояла у закрытой двери, отчитывая себя за свое дурацкое поведение.