– Как звали твою сестру? – Мысль о том, что мы можем быть родственниками, невыносима. Что кровь Карла течет в моих жилах. И текла в жилах Рейчел.

– Мы ее звали Эди. Она была намного старше, и мы не особо-то дружили.

До меня доходит.

– Эди? Эдна Зито?!

Моя Эдна? Эдна из дома престарелых?! Бывшая хозяйка дома?

– Эди, Эдна. Еще мы звали ее Эд, когда хотели позлить. Какая разница? Когда я решил ее навестить, оказалось, она давно съехала. Маленькая девочка, гулявшая во дворе дома, сказала, что тетя, которая готовила лазанью, здесь больше не живет. А потом вторая девочка – та, что была на крыше – прыгнула. Такой шум поднялся!

Той девочкой во дворе была я. Плохо помню тот день – соседи, «Скорая», мама сидела на земле рядом с сестрой и то ласкала ее, то ругала. Выходит, Карл тоже все видел.

– И зачем же ты решил навестить Эдну? – как можно спокойнее спрашиваю я.

Он бросает на меня злобный взгляд.

– А, черт с тобой! В память о твоей сестре так и быть, расскажу, брошу тебе косточку. Эди меня шантажировала. После смерти дяди я выдал фотографию двух Мэри за свою. Она попала в известный журнал. Мне вручили за нее премию. А у Эди был оригинальный отпечаток. Она несколько месяцев меня терроризировала, обещала разоблачить. В те годы такая история даром бы для меня не прошла. У фотографов был строгий кодекс. Я не говорю, что горжусь собой. Но и без этого снимка я был хорошим фотографом.

Я медленно перевариваю услышанное. Неромантичная, гадкая история с ноткой правды.

– Однако ты позволил включить «Двух Мэри» в книгу. – Я не скрываю презрения. – В книгу, которую напечатали.

– Да, много лет спустя. Редактор настоял. Лауреаты премий хорошо продаются. – Карл пожимает плечами. – Риск был невелик. Через несколько дней после прыжка Супердевочки я обыскал комнату Эдны в доме престарелых. И весь ее дом перерыл. – Он замолкает. – То есть твой дом.

Недаром мне снился сон о том, как Карл роется в наших комодах. Трогает руками мои – наши – вещи. Руками, от которых разит проявителем. Интересно, мы были дома? Спали?

Фотография Рейчел так и лежит перед Карлом на голубой клетчатой скатерти. Он, конечно, не мог знать, что ее супергеройский плащ сделан из старой бабушкиной простыни, не видел прищепок на плечах ее футболки и фиолетового пятна от виноградного сока, который она пролила в кровати год назад.

– Скажи, – спокойно, даже холодно произношу я, постукивая пальцем по фотографии, – именно в тот день ты начал следить за моей сестрой?

Карл отпихивает тарелку.

– Опять передергиваешь, – ворчит он. – И вообще, не дави.

Меня охватывает странное спокойствие. Я словно приросла к жесткой деревянной скамейке.

С губ так и рвется вопрос: Что ты сделал с ее телом?