Движения участились, происходи всё это в Болливуде, роль главного героя в фильме про танцы точно бы досталась мне, но всё заканчивается и это закончилось.

Не танцы, а моё участие в них. Сознание как-то плавно померкло, как будто кто-то начал плавно приглушать свет с помощью диммера до полного отключения.

Очнулся от того, что меня трясли за плечо.

— Доктор, ты как? — увидев, что я очнулся, спросила Ирина.

— А? Нармальна... — ответил я не до конца слушающимся ртом, пытаясь опустить задравшуюся в районе живота футболку.

— Что нам делать дальше? — спросила она у меня. — Утро уже...

— Выжидать... — членораздельно ответил я и вновь отключился.

Проснулся сам.

Было какого-то Чёрча холодно, по коже парадом промаршировало несколько гвардейских дивизий мурашек с бронетехникой, я встал и начал искать свой тулуп.

Тулуп обнаружился за диваном. Моментально надев его и запахнувшись поплотнее, я начал искать остальных.

— Эй, чего спите? — подошёл я к бессовестно дрыхнущим на двуспальной кровати четверым своим текущим компаньонам.

— А, ты очнулся? — первым пришёл в сознание Степаныч. — Мы не решились идти в метель, на улице какой-то снежный кошмар... Ну и ты без сознания ещё, хотя мы приготовили сани...

— Завтракаем, собираемся и выходим, — дал я команду. — Живее, надо убираться отсюда побыстрее.

— И куда? — спросила проснувшаяся Ирина, выбравшись из-под беспросветно спящей Людмилы Петровны.

Свингеры? Не знаю, не знаю...

— На аэродром, а с него в Селябинск, — ответил я. — Точнее — в Озёрск. Там есть интересующее меня производство, на котором мне нужно кое-что добыть.

— Доктор, а что с твоим лицом? — задала ещё один вопрос Ирина.

— Пока не знаю, — насторожился я, доставая телефон и включая фронтальную камеру.

А ведь действительно, у меня что-то с лицом. То есть с лицом ничего. Нет мертвенной бледности, куда-то делись чёрные прожилки вен... Это же заебись!

Открыл характеристики и начал изучать то, что я теперь имею.