Я до смерти пугаюсь его неожиданного появления. Более того, обнаженное мужское тело, прикрытое на бедрах небольшим полотенцем, заставляет сердце предательски сжиматься внутри. Я медленно поднимаю взгляд с головы до ног и глотаю в горле противный ком. Если говорить о кубиках пресса и рельефных мышцах на груди, то тут всё красиво. Но боже мой, откуда у молодого мужчины столько шрамов? Я отчётливо узнаю следы от ножевых ранений в области живота. Только под одним левым ребром "сверкают" две бледно-розовые полосы. В области груди обнаруживаю ещё одну отметину размером с небольшую монету. А это уже от огнестрела. Я безошибочно насчитываю с десяток увечий, чётко определяя их природу. Мне не сложно. Всё-таки три года учёбы на факультете "уголовная юстиция" не прошли зря.
Удивительно, и как я не заметила этих шрамов в коридоре, когда наглец разделся прямо на моих глазах. Возможно, всё дело в освещении? Да, точно. Так и есть. Тусклый свет люминесцентной ламы в коридоре значительно отличается от подвесной люстры здесь, в кухне.
— Ты так и не взялась за готовку? — Низкий баритон проносится слишком рядом.
— Нет. Почему я должна готовить? — Я пытаюсь сопротивляться своим эмоциям и не поддаваться жуткому страху, который забрался мне под кожу и теперь медленно, но уверенно, ползёт вверх.
— Потому что я так сказал, — то ли улыбка такая странная, то ли у мужчины проблемы с лицевым нервом, но выглядит слишком пугающе.
Я пытаюсь вспомнить, чему нас учили на курсе "судебной медицины" и отыскиваю глазами орудие для самозащиты. Убивать я никого не собираюсь, да и не смогу, но вот притвориться больной на голову — это моё. Возможно, обладатель многочисленных шрамов, засомневается в моей адекватности и отступит, решив, что лучше не трогать такую дурочку.
— Нож положи, — протягивает мужчина, отступая на несколько шагов назад.
— А как же ужин? Хотите, я приготовлю пальчики в томатном соусе? — Я несу всякую ахинею, чётко следуя своему плану.
— Ты дурочка?
— Дурочка. У меня и справка есть, показать?
— Нож положи.
Мужчина продолжает сверлить меня взглядом, но замирает на месте. И лишь, когда я подношу нож к своим пальцам, якобы намереваясь, заняться готовкой обещанных "пальчиков в томатном соусе", незнакомец делает резкий рывок в мою сторону и скручивают мои конечности, заведя руки назад. Я за малостью не падаю на колени. Нож, естественно, падает на пол.
— А-а-а, больно. Отпустите, — я кричу от боли, но меня не слышат. — Пожалуйста, отпустите.
Мужчина игнорирует меня окончательно. Он находит какой-то длинный шнур и просто-напросто связывает мои руки, а затем — ноги.
— Если не прекратишь орать, то заклею рот скотчем, поняла? — Я киваю в ответ головой, прикусывая язык.
Скотч? Нет. Я домой хочу, в общагу. Обещаю, что никогда больше не пойду в ночной клуб. Буду штудировать и грызть гранит науки. Только, пожалуйста, боженька, избавь меня от этого полоумного зверя.
— Давай, рассказывай. Как ты докатилась до таких мыслей? На хрен мне этот концерт разыграла? — Мужчина берёт табурет и садится напротив. Я же, в свою очередь, интуитивно отодвигаюсь назад, елозя пятой точкой по холодному линолеуму.
— Ты же не чокнутая, верно?
— Значит, не похожа?