— Изволь, но работает она значительно усерднее остальных. С того времени она только в Милуоки приезжала четыре раза, проверяя различные версии.

— У нее есть на это полномочия?

— Не думаю, что на данном этапе это хоть кого-то волнует. В конце концов, дерьмовая каша с убийством юристки заварилась в округе Кеноша.

— Почему же все пытаются валить только на меня?

У малыша Джеймса Джейсонса не было ответа на этот вопрос, да Манкевиц и не ожидал его. Поскольку для него ответ был очевиден: «Потому что, по моему мнению, трудолюбивые иммигранты должны допускаться в страну и занимать рабочие места тех, кто слишком ленив, чтобы вкалывать».

И еще, конечно же, потому что он высказывал свою точку зрения публично.

— Значит, миссис Маккензи не остановится, пока не узнает истинную подоплеку событий?

— Не остановится, — эхом отозвался Джейсонс.

— Хочет прославиться?

Его собеседник ненадолго задумался и сказал:

— Не думаю, что ей нужна лишняя засечка на пистолете, повышение по службе или что-то из этой серии.

— Тогда какова ее цель?

— Засадить плохих парней в тюрьму.

Джейсонс еще раз напомнил Манкевицу о том, чему был свидетелем в ту апрельскую ночь: безоружная Бринн Маккензи на вершине скалы бросала камни и бревна на головы своих преследователей, отвечавших ей огнем из дробовика и автоматического пистолета. И ретировалась она только после того, как сам Джейсонс открыл стрельбу из своего бушмастера.

Манкевиц не сомневался, что помощник шерифа Маккензи ему не понравится. Но не уважать ее он не мог.

— Что ей удалось раскопать?

— Не знаю. Она побывала на озерном побережье, на Уэст-авеню, Брюлайн, ездила в Мэдисон и Кеношу. День провела в Миннеаполисе. Говорю же, ее не удержать.

Несущийся бульдог.

— Есть что-то, чем я мог бы воспользоваться? Хоть что-нибудь?

— Кое-что есть. — Джейсонс все черпал из памяти, не нуждаясь в записях.