– Я имел в виду число пи, – сказал он. – Три целых четырнадцать сотых и так далее.

– Я не знаю числа пи.

Лукас не мог представить себе человека, не знающего о числе пи. К своему одиннадцатилетию он выучил больше одиннадцати сотен символов после запятой.

– Знаешь, что такое фи? – продолжил он допрос.

– Звучит по-гречески, – ответила она.

– Так и есть.

– Это число или какая-то еда?

– Число, – ответил Лукас. – Одна целая шестьдесят одна сотая и далее. Его еще называют золотым сечением.

– Я уборщица. Почему я должна знать математику на таком уровне?

– Потому что моя мать была математическим гением, – сказал Лукас. – А ты не моя мать, не так ли?

Женщина, заикаясь, начала защищаться. Она судорожно сглотнула и опустила голову:

– Мне очень жаль, Лукас… Мисс Гунерро убила моего мужа, и она вместе с Магнусом заставили меня попытаться обмануть тебя. Я знала, что тебе известно, что цветы фахина не растут зимой.

– Ты знала мою мать?

– Я заняла ее место в Хорошем Отеле в Буэнос-Айресе, – ответила женщина. – Меня взяли на работу после того, как мисс Ти отвезла твою мать в пролив Дрейка. Твоя мать не вернулась.

Лукас ощутил, как растет ком в его горле.

Одно дело думать о том, что кого-то нет в живых. Но чувствовать это – другое. Чувствовать вечность. Это больно. Как будто очередной приступ астмы после упражнений. Но на этот раз по-другому.

Губы приоткрылись, желудок сжался. Легкие уменьшились, и дыхание стало прерывистым. От недостатка кислорода защипало слезные протоки. На него накатило осознание того, что он чувствовал всю свою жизнь.

С того самого момента, как его биологическая мать спасла ему жизнь, отдав его монахиням на Огненной Земле, он чувствовал потерю. Жизнь без матери. Вся его жизнь. И теперь он знает наверняка.

Надежда, которая жила в нем до сих пор, вяла и умирала.

Лукас осознал, что никогда не встретится с матерью. Он задрожал, его плечи поникли. Женщина с длинными черными волосами раскрыла объятия, и Лукас, подавшись вперед, упал в них. Он уткнулся в плечо женщины и зарыдал.