— Иди на запад, юноша, иди на запад!

— Не-ет, на хрен запад, — заметил Крис. — Там полно «тюрбанов». Уж если нам придется подаваться в бега, давайте направимся в какое-нибудь милое местечко. Например, в Турцию. Я однажды проводил там отпуск. Очень неплохое место. Если мы попадем в Стамбул, там есть одно заведение, которое называется клуб «Пудинг», там встречаются все путешественники-иностранцы и оставляют послания. Мы оставим сообщение для поисково-спасательного отряда, а затем немножко погуляем, дожидаясь, когда нас заберут. На мой взгляд, очень хорошее предложение.

— Берт, на какой прием мы можем рассчитывать в других местах? — спросил Быстроногий. — От летчиков сбитых самолетов есть какие-нибудь сведения?

— Я выясню.

— Берт, если только нас в этом не убедят, — сказал я, — на юг мы не пойдем.

Необходимо всегда до последней возможности держаться вместе, потому что так лучше для боевого духа, да и огневая мощь сильнее; кроме того, шансы спастись в этом случае выше, чем если уходить поодиночке. Но если все-таки придется разделиться, вся прелесть отступления на север заключается в том, что даже если ты худший в мире навигатор, дорогу туда ты все равно найдешь. Строго на север до реки, и дальше налево, на запад. Однако даже если нам удастся пересечь границу, нельзя будет рассчитывать на то, что мы окажемся в безопасности. Пока что у нас не было никакой информации, которая позволяла бы предположить обратное.

Единственное, чего мы боялись, это попасть в плен. Насколько мне было известно, Ирак не поставил свою подпись ни под Женевской, ни под Гаагской конвенциями. Нам довелось ознакомиться со свидетельствами зверского обращения с пленными при проведении допросов во время ирано-иракской войны. Пленных избивали, истязали электрическим током, резали ножами. Лично меня больше всего беспокоило, что если мы попадем в плен и остановимся на «большой четверке» ответов — назовем личный номер, звание, фамилию и дату рождения, — иракцы этим не удовлетворятся и потребуют от нас большего, о чем свидетельствовали жуткие архивы, с которыми мы ознакомились. Поэтому я решил вопреки военным конвенциям, не сообщая начальству, подготовить для своего отряда легенду прикрытия. Но какую?

Однозначно, наш отряд выполняет боевую задачу. Мы будем заброшены в северо-западную часть Ирака, с огромными запасами боеприпасов, взрывчатки, продовольствия и воды. Не нужно иметь мозги архиепископа, чтобы сообразить, что мы действовали не по поручению Красного Креста.

Единственное, что нам пришло в голову, — это выдать себя за поисково-спасательный отряд. Подобные отряды бывали весьма многочисленными, особенно когда американцы отправлялись спасать одного из своих сбитых летчиков. У каждого летчика есть ТМ (тактический маячок), работающий на международной частоте, выделенной для терпящих бедствие. Самолеты, оборудованные системой АВАКС (воздушной системой предупреждения и контроля), постоянно прослушивают эфир и, услышав сигнал бедствия, тотчас же его пеленгуют. Сразу же приводится в состояние боевой готовности поисково-спасательный отряд. В операции бывают задействованы вертолет с отрядом прикрытия из восьми-десяти человек, готовых обеспечить с воздуха огневую поддержку из установленных на борту «вертушки» пулеметов. Возможно, к отряду даже присоединится пара штурмовых вертолетов «Апач», которые будут прикрывать посадку большого военно-транспортного вертолета. В довершение ко всему может быть выделено еще и прикрытие с воздуха — пара реактивных штурмовиков «А-10», способных поливать землю смертоносным свинцом. Так что любой солдат знает, что если он попадет в задницу, будут предприняты все возможные усилия его спасти, особенно если он летчик. Это очень благотворно сказывается на боевом духе и на эффективности действия авиации, и, кроме всего прочего, тут есть сугубо финансовая сторона: на подготовку каждого летчика затрачиваются миллионы фунтов стерлингов.

Иракцам известно о таких больших поисково-спасательных отрядах, а также о том, что на борту вертолета обязательно должны находиться санитары, в первую очередь для обработки травм. Численность нашей группы будет приблизительно подходящей, и одеты мы будем более или менее в военную форму. Вопреки распространенному заблуждению, на боевое задание мы отправляемся одетыми не кто во что горазд. Нужно иметь единую форму, чтобы нас могли узнать наши собственные войска. Никому не хочется погибнуть от огня своих, это довольно непрофессионально. Так что, отправляясь на такое задание, нужно более или менее походить на солдата.

Поскольку у нас с собой будут лишь заряды обычного пластида «ПЕ-4», можно будет сказать, что взрывчатка понадобилось нам для самозащиты, — якобы мы должны были оборонять базовый лагерь, пока АВАКСы выводили бы на нас сбитого летчика. В этом случае нам предстояло бы окружить лагерь средствами защиты. «Нам вручили это дерьмо, — скажем мы, — но мы, ей-богу, понятия не имеем, как им пользоваться».

Каждый из нас владел основами медицины. Общая подготовка в полку удовлетворяет самым высоким стандартам. Крис, штатный фельдшер, прошел частичное обучение по курсу Национальной службы здравоохранения. У Стэна, разумеется, был медицинский диплом, и за плечами он имел год работы в клинике. Поисково-спасательные отряды в первую очередь занимаются обработкой травм, так что для участия в них привлекаются специалисты именно нашего уровня.

Нашу легенду подкрепят имеющиеся у нас ТМ, но в глубине души я сознавал, что долго обман не продлится, особенно если нас захватят вместе с нашим спрятанным снаряжением. Мы понимали, что обман позволит нам выиграть от силы дня два-три, но этого будет достаточно для того, чтобы большие начальники оценили, какой ущерб оперативной секретности можем мы нанести. «Что им известно? — задастся вопросом большой начальник. — И как это может сказаться на наших будущих операциях?» Он вынужден будет предположить, что мы выложим все, что нам известно. Вот почему нам сообщают только то, что нам необходимо знать, — в первую очередь ради нашего же собственного блага. В лучшем случае мы просто поможем выиграть время.

Около шести часов вечера мы решили устроить еще один перерыв. В комнате буквально воняло, и на всех лицах читалась усталость. Мы отправились ужинать и для разнообразия сели все вместе. Обычно за столом все усаживаются рядом со своими друзьями, а затем расходятся заниматься каждый своим делом.

— Стыдно признаться, но последний вечер перед отправкой я торчал перед ящиком, смотрел «Апокалипсис наступил», — сказал Винс, помешивая кофе.

— И я тоже, — подхватил Марк. — Но больше убить время было нечем, все кабаки были закрыты.

Большинство людей испытывает одну и ту же жуткую пустоту, когда на дворе в самом разгаре ночь, а им приходится просто сидеть и ждать. Мы с Джилли провели последние сутки в натянутом молчании. Один лишь Боб мог похвастаться тем, что гулял всю ночь напролет в клубе, причем, судя по всему, закончилось это, как всегда, плачевно.

Мы поговорили о том, как нам нравится предстоящая операция, как нам не терпится поскорее оказаться на месте, однако восторженное возбуждение несколько гасло при мысли о том, что нам придется остаться совсем одним, в полной изоляции. Мы понимали, что риск будет очень большим, но так будет не в первый раз — и не в последний. В конце концов, именно за это нам и платят.

Заново наполнив фляжки, мы приготовились к следующему заседанию.