Аллен имел большой опыт работы на Ближнем Востоке и уделял ему особое внимание. В 1952 г. он отправил 12 млн. долл. наличными одному из будущих правителей пост-роялистского Египта, генералу Мухаммеду Нагибу, но деньги были обнаружены при обыске в доме Нагиба, и один из его соперников, Гамаль Абдель Насер, воспользовался возникшим скандалом, чтобы отстранить его от власти. Позже Аллен направил еще одну взятку - также 12 млн. долл. матери короля Иордании Хусейна в надежде, что она направит своего сына на американскую орбиту. Хусейн не поддался искушению, возможно, потому, что британцы и так его субсидировали.
Более успешной оказалась работа Аллена с саудовскими лидерами, которым он передал десятки миллионов долларов. Это укрепило партнерство, обеспечившее американцам доступ к, казалось бы, неограниченным запасам нефти. Это также способствовало укреплению глубоко радикального режима, приверженного пропаганде антиамериканизма, который в конечном итоге оказался бы более разрушительным для США, чем все, что исходило из Москвы.
Аллен работал в здании без опознавательных знаков по адресу 2430 E Street в районе Foggy Bottom в Вашингтоне. Однажды, придя на работу, он услышал, как гид сказал группе туристов: "Здесь работают шпионы". Он решил, что глупо притворяться, что это не так, и приказал повесить перед зданием табличку с надписью CENTRAL INTELLIGENCE AGENCY.
Это здание находилось через дорогу от Государственного департамента, и такое соседство было более чем случайным. Фостер и Аллен поняли, что, работая вместе, они могут поколебать мир. Они сотрудничали все более тесно. В результате возник узел власти, не имеющий аналогов в истории США.
"Процесс делегирования полномочий пошел еще дальше, чем делегирование полномочий Эйзенхауэром Джону Фостеру Даллесу", - писал в своих мемуарах сенатор Юджин Маккарти. "Делегирование полномочий самим Даллесом включало в себя передачу им в некоторых случаях полномочий, которыми он не обладал, Центральному разведывательному управлению, которым в то время руководил Аллен Даллес, брат государственного секретаря. ЦРУ стало одной из главных сил в проведении и формулировании внешней политики. Такое делегирование имело два особых преимущества. Во-первых, ЦРУ было более свободно от вмешательства и контроля со стороны Конгресса, чем Государственный департамент, и, во-вторых, оно могло использовать методы, которые в противном случае не были бы разрешены".
* * *
Уверенность в своих силах привела Фостера и Аллена к мысли о том, что весной 1954 г. они смогут приступить к победе над Хо. Франция теряла желание бороться с ним. Британия не могла ничего предложить. На Женевской конференции Соединенные Штаты начали брать на себя ту роль, которую отказались играть их союзники.
Переговорщики из Камбоджи, Лаоса и двух вражеских фракций во Вьетнаме - одной во главе с Хо, другой антикоммунистической - собрались за подковообразным столом в старой штаб-квартире Лиги Наций вместе с министрами иностранных дел Франции, Великобритании, США, Советского Союза и Китая. Время для встречи с Хо было выбрано как нельзя лучше. 7 мая, вскоре после начала работы делегатов в Женеве, войска Вьетнама разгромили французский гарнизон в Дьенбьенфу. Западные державы разошлись во мнениях относительно того, как им реагировать. Великобритания и Франция неохотно согласились с тем, что Хо завоевал право хотя бы на часть власти. Фостер считал это отвратительным и не мог с этим смириться.
Женевская конференция стала, помимо прочего, дипломатическим дебютом для пятилетней Китайской Народной Республики, впервые ее дипломаты выступили на мировой арене. Чжоу Эньлай прибыл с двухсоттысячной свитой. Он разместился в двадцатикомнатном шато, где когда-то жил Руссо. На его первом торжественном приеме наряду с икрой и лягушачьими лапками подавали шотландский виски и итальянский вермут.
Ни один американец не присутствовал на этом приеме, поскольку Фостер дал указание своей делегации не вступать в контакт с китайцами. На пленарных заседаниях он отказывался признавать присутствие Чжоу и, по словам одного британского дипломата, демонстрировал "почти патологическую ярость и мрачность", "опустив уголки рта и устремив глаза в потолок, сосал зубы". По другому мнению, он "вел себя с прищуренным отвращением пуританина в доме дурной славы".
Эта решимость отвергнуть телесную реальность по дипломатическим соображениям привела Фостера к самому странному и, возможно, самому ранящему изгибу в его публичной карьере.
"На первой встрече, - вспоминал много лет спустя американский дипломат У. Алексис Джонсон, - когда мы вышли в зал для приемов на перерыв, там был Чжоу Эньлай.... И когда вошел Даллес, Чжоу Эньлай двинулся к нему, очевидно, чтобы пожать ему руку. Вокруг было много фотографов, и Даллес довольно грубо повернулся спиной.... Это глубоко ранило Чжоу, и на протяжении многих лет, даже до сих пор, Чжоу вспоминает этот случай с посетителями, и это очень сильно, я думаю, повлияло на его отношение. Я не говорю, что политические факторы изменились бы, но это была потеря лица, конечно, и глубокая рана для Чжоу Эньлая, и это имело определенный эффект. Я знал об этом. Я видел это и видел, как это отражалось на всей остальной части конференции".
Почти все в Вашингтоне по-прежнему считали, что Китай и Советский Союз идут в ногу, а не движутся к горькому расколу. Увольнение ведущих экспертов Госдепартамента по Восточной Азии и замена их сторонниками "китайского лобби" не оставили никого, кто мог бы объяснить тонкости или аргументировать дипломатическую позицию. Любое предложение Фостера встретиться с Чжоу или даже пожать ему руку исчезало в тумане непроверенных предположений.
"К сожалению, существуют правительства или правители, которые не соблюдают элементарные нормы международного поведения, чтобы их можно было должным образом ввести в организованную семью наций", - сказал Фостер, объясняя свое поведение в Женеве. "Это иллюстрирует режим, который сейчас правит материковой частью Китая".
Вскоре после начала женевских переговоров Фостер почувствовал, что разворачивается кошмарный сценарий. Ему потребовалась всего неделя, чтобы понять, что у него нет надежды удержать Хо у власти. Как только он это понял, он улетел домой. Это единственный случай в американской истории, когда государственный секретарь покинул конференцию крупных держав до ее окончания.
"Скучный, невообразимый, непонимающий", - сказал Черчилль о Фостере, когда узнал о его внезапном отъезде из Женевы. "Такой неуклюжий, что я надеюсь, что он исчезнет".
В результате трехмесячных переговоров в Женеве, прерванных падением французского правительства, было достигнуто соглашение. Вьетнам был разделен по талии, вдоль семнадцатой параллели. Хо будет править из Ханоя на севере, а Франция и ее союзники сформируют прозападный режим на юге со штаб-квартирой в Сайгоне. Раздел должен был продлиться два года, в течение которых внешние силы не должны были посылать войска или оружие для поддержки какой-либо группировки. В июле 1956 г. должны были состояться выборы "под наблюдением международной комиссии". Страна будет воссоединена под управлением того, кто победит.
Посол Франции в Вашингтоне и будущий министр иностранных дел Морис Куве де Мюрвиль откровенно назвал это "соглашением оставить все на волю коммунистов, потому что никто не сможет этому помешать". Парижская газета Le Figaro заявила, что Франция "в трауре", но приветствовала это соглашение, поскольку оно означало, что "французская кровь больше не будет литься в безнадежной битве". Фостер считал его катастрофическим. Соединенные Штаты отказались подписать Женевское соглашение. Фостер выступил с заявлением, что Соединенные Штаты будут соблюдать его до тех пор, пока это не ослабит американскую безопасность, и "воздержатся от угрозы или применения силы" для его нарушения.
Если бы Фостер принял Женевское соглашение и убедил в этом Эйзенхауэра, Соединенные Штаты могли бы избежать участия во Вьетнаме. Вместо этого он воспротивился этому, не считал Соединенные Штаты связанными его положениями и в конечном итоге действовал с целью его подрыва. Он считал, что Соединенные Штаты обязаны в Индокитае, как и в других странах, "заполнить вакуум власти", оставшийся после отступления колониальных держав, и сохранить "не просто способность действовать в чрезвычайных ситуациях, а ежедневное, каждодневное присутствие".
Как только стало ясно, что Вьетнам будет разделен, Фостер и Аллен поняли, что временное новое государство, которое будет создано на юге, станет их платформой. Они должны найти человека, который возглавит его. Их идеальным кандидатом должна была стать фигура, достаточно вдохновляющая, чтобы сместить Хо с поста национального героя страны, а затем победить его политически или военным путем. Это была первая из многих невыполнимых задач, которые США ставили перед собой во Вьетнаме.