– Слушаюсь, господин майор.

Сержант хотел было отойти, но Залинтайн удержал его.

– Абрамов на позиции?

– Так точно, господин майор. Ждет команды.

– Скажите, пусть отходит, – голос ветерана слегка надломился. – В его группе уже нет никакой необходимости. Как бы там ни сложилась ситуация… Атака с севера нам не понадобится.

Отдав все необходимые распоряжения и дождавшись, пока сержант оставит его одного, Залинтайн приложился к биноклю. Один из расположенных в двухстах метрах неприятельских дотов он мог видеть. Пулемет строчил безостановочно. Майор подумывал о диверсии, однако он отлично знал, что выведение из строя всего лишь одного расчета противника ничего не даст. Мимо следующего дота израильским войскам все равно не пробраться. «Вскрыть» неприятеля возможно только при наличии снайпера…

Майор перевел бинокль на взгорье. Он видел, что вертолет начал снижение. Пулеметы арабов не могли причинить вреда «стрекозе» – слишком велико расстояние.

Залинтайн опустился на корточки и обхватил голову руками. Интуиция подсказывала ему, что отступление неизбежно. Хула не будет взята сегодня израильскими спецназовцами.

Курносый паренек засмолил очередную сигарету, сплюнул на песок через щербинку между передними зубами и нервно бросил взгляд на часы. Обстрел внизу уже не был таким массированным. Орудия смолкали один за другим. С южной стороны к настоящему моменту и вовсе доносились одиночные ружейные выстрелы. Паренек заметно нервничал.

– Что ж там такое? – негромко произнес он, и Локис понимал, что молодой боец обращается не к нему. – Почему они не подключают нашу группу?

– А что слышно в эфире?

Внимание Владимира было сосредоточено на «уазике» Абрамова. Лейтенант ждал. Не трогалась с места и стоящая впереди самоходка.

– Да ни черта не слышно, – паренек постучал указательным пальцем по прикрепленному к уху передатчику. – Сплошные помехи… У меня такое ощущение, что атака с юга совсем захлебнулась. Неужели лейтенант Купер скомандовал отступление? Это на него не похоже…

Локис тоже отчетливо уловил перемены в атакующих действиях израильских подразделений на южном направлении, но предпочел оставить свое мнение при себе. Многолетняя служба по контракту научила Владимира сохранять спокойствие в любой ситуации. Он посмотрел в окуляр. Северная дорога из Хулы выглядела совершенно пустынной.

– Попробую связаться сам, – решил паренек.

– Попробуй.

Он отошел немного в сторону, оставив Локиса одного лежать на песке. Российский боец-контрактник прислушался. Количество действующих пулеметов сократилось вдвое. Тому могло быть две причины. Либо Штурм планомерно выводил арабские расчеты из игры, либо израильтяне уже не так активно шли в наступление и неприятелю не было необходимости расходовать боеприпасы. Владимир искренне надеялся на то, что причина в первом. Однако ситуация на юге действительно настораживала…

Голова Абрамова вновь появилась над металлической рамой «уазика», лейтенант поднес к глазам бинокль. Видимо, его рация молчала точно так же, как и рация курносого паренька, отряженного Локису в напарники. Из самоходки выбрался коренастый боец в пятнистой форме и направился к Абрамову. Они заговорили о чем-то. Коренастый закурил. Лейтенант спрыгнул на песок, придерживая бинокль в левой руке.

Локис наблюдал за ними через окуляр оптической винтовки и отлично видел тот момент, когда Абрамов встрепенулся, прикрыл ладонью наушник и заговорил, уже обращаясь не к коренастому, а к невидимому собеседнику по рации. С их группой вышли на связь.

– Черт! – Курносый вернулся, нервно покусывая нижнюю губу. Вся гамма чувств была отражена на его юношеском лице. – Мы отступаем. Я только что получил приказ. Точно такой же приказ получит и лейтенант Абрамов. Вертолет опустится в двухстах метрах отсюда. Нужно сворачиваться.