— Потрясающе, — изрек Вейнер, глядя на распластавшийся по полу завтрак, — и как это понимать?

Райве, в отличие от Айрона смотрела не на блин. Она-то как раз видела все те взгляды, которыми их одаривали застывшие в изумлении повара. И только Гелер взирал исключительно на плиту, где подгорала партия из оставшихся девяти блинов. Вспомнив о своих прямых обязанностях, Райве попыталась вырваться из захвата, но адмирал с детства имел проблемы с отпусканием своего. Вот и сейчас, едва девушка начала вырываться, рефлекторно сжал сильнее, одновременно размышляя, что же сделал не так. Исходя из его предположений, Райве как минимум должна была поднять на него влажные от слез восхищения глаза, ну и… в своих мечтах адмирал, наконец, дошел до самого волнующего.

— Отпустите меня! — нервным шепотом потребовала Райве.

— Размечталась, — задумчиво ответил Айрон, все еще размышляя над тем, в каком же месте допустил промах. В этот момент в кухне появился характерный запах гари и адмирал, втянув воздух, произнес. — Что-то горит… мое сердце, наверное…

— Нет у вас сердца! — громко и решительно заявила авийянка, вырвалась из захвата и пошла сдирать подгорелые блины с поверхности плиты.

Вейнер с улыбкой следил за хрупкой фигуркой в белом халате не по размеру, за каждым движением нежных ручек, за тем, как Райве чуть прикусывала нижнюю губу от досады. И это само по себе было странным — Айрон любил женщин, но чтобы вот так откровенно любоваться каждым движением, такое с ним было впервые. И переступив через собственные принципы, адмирал вновь подошел к девушке, нежно обнял и, склонившись к порозовевшему ушку, прошептал:

— Прости… я ушел ночью, только потому, что не хотел напугать. Прости. Даже предположить не мог, что тебя это обидит.

И после этого Вейнер ушел.

А Райве, оторопевшая от такого признания, так и застыла с дозатором, от чего тесто лилось и лилось на раскаленную поверхность плиты…

— Рядовая Фенияр, — грубый окрик Гелера вернул ее к действительности.

— Простите, — отключив дозатор, авийянка торопливо отчистила поверхность плиты, вновь смазала маслом и принялась…

— Блинчики должны быть круглыми, — посмеиваясь, заметил Геллер.

— Это в уставе прописано? – спросила вмиг повеселевшая Райве.

— Нет, — старший повар сдерживая смех, следил за тем как на плите появляются различные завитушки и цветочки. — А сироп к ним какой пойдет?

Девушка на минуту задумалась, не забывая при этом переворачивать блины, а затем таинственно произнесла:

— Это будет нечто особенное!

— Кто бы сомневался, — сержант рассмеялся и ушел проверять на готовность рисовую кашу.

А Райве, окрыленная и почему-то очень счастливая, радостной бабочкой порхала по пищевому блоку, одновременно успевая, и жарить блинчики и готовить нечто, чей аромат уже вызывал аппетит, и не замечать массу понимающих улыбочек, коими обменивались работники кухни.

Этот завтрак действительно был особенным. Лента подачи бойко выдавала подносы с рисовой кашей, ароматным чаем, белым, испеченным по авийскому рецепту, хлебом и фигурными блинами, покрытыми ягодно-ванильным кремом один вид которого вызывал желание первым съесть десерт.

Но на этом сюрпризы не закончились: