Райве вздрогнула, ощутив обжигающее дыхание Айрона, вздрогнула снова, когда он прижался к ее губам сильным, властным поцелуем. Он больше не играл, не касался осторожно и не ждал ее реакции, теперь это был настойчивый, пресекающей любое сопротивление поцелуй захватчика, который решительно брал свое. Вейнер придерживался правил военной стратегии даже в сражениях на любовном фронте. Водоворот поцелуев, вихрь страсти, омут, в который Райве погружалась все глубже, забыв о возможности открыть глаза или остановить происходящее. Его сила, его властность, тьма, в которой каждое ощущение словно усиливалось и дрожь едва сдерживаемого желания, передалась Райве.

Когда первый, едва слышный стон заглушил грохот его собственного сердца, Айрон на мгновение замер, еще не веря в собственную победу. Но этого мгновения хватило, чтобы он расслышал ее тяжелое дыхание и ощутил биение ее сердца… Чистое, незамутненное ничем ощущение победы придало небывалого энтузиазма, но… но… «Нужно уйти, — приказал самому себе, — нужно… Она сама должна меня соблазнять. Сама! Женщина никогда не оценит то, что досталось ей без усилий. Нужно уйти». И лишь железная воля и, воспитанная с детства, самодисциплина позволили сдержаться и остановиться.

— Сладких снов, Райве, — прошептал адмирал, в последний раз приникая к влажным, чуть припухлым устам супруги.

Поспешнее, чем хотелось бы, Айрон поднялся, подхватил свои вещи, а затем, не оборачиваясь, покинул каюту. И только выйдя в коридор, неожиданно для самого себя вдруг рассмеялся и, насвистывая веселую мелодию, совершенно счастливый направился в свою каюту.

«Я тебе покажу – свеча на ветру!» — думал Вейнер, вспоминая ее самый первый и от того такой ценный стон, который он вырвал сам, без всяких там техник и приемов с идиотскими названиями.

— Теярский псих! — глядя в потолок, раздраженно произнесла Райве.

— Теярский псих! Псих!

Даже слыша его слова, девушка не сразу поняла, что происходит. И после ухода адмирала, еще несколько минут так и лежала с диким ощущением потери, все еще не открывая глаз. И когда по щекам потекли слезы, Райве лежала, словно находясь в каком-то оцепенении. Потом медленно села, вытерла глаза, и вот после этого разозлилась. На адмирала, на себя, и снова на Вейнера.

— Псих… — слезы снова потекли по щекам. – Ненормальныыыыый…

«Так значит только блондинки… — спустя час, наполненный приготовлениями ко сну и проклятиями в адрес адмирала, подумала девушка, — одни только блондинки…».

В гареме фасиха Фенияра из уст в уста передавались разные легенды, и одна из них была как раз о государственном муже, который оставил всех своих жен ради блондинки с прекрасными голубыми глазами.

Женщины рассказывали это, едва скрывая извечный женский страх лишиться любви и быть отвергнутой.

«А мне все равно, — пришла она к выводу, накрываясь покрывалом, — он мне не нужен и вообще мне никакой мужчина не нужен!.. Я тебе устрою блондинку!».

Ночь прошла в метаниях, мотив которых был даже самой Райве неизвестен. А утром, бледная не выспавшаяся и зареванная девушка, переворачивая очередную партию блинчиков, старалась не обращать внимания на сочувствующие взгляды. Да и вообще не смотрела ни на кого, не слышала ничего, и механически выполняя действия, не заметила входящего в пищевой блок Айрона.

— Доброе утро, дорогая, — сильные ладони скользнули на ее талию, — и как спалось?

Где-то внутри стало вдруг очень тепло, улыбка, впервые за все утро коснулась значительно припухших губ, но гнев никуда не делся. Как и желание треснуть адмирала чем-нибудь… да хоть блинчиком!

— Замечательно мне спалось, — прошипела Райве, подхватывая лопаткой мучное изделие, — только теперь… руки дрожат!

— Да? – адмирал был несколько удивлен ответом. — И сильно?

— Очень!

Блинчик взвился в воздух, целенаправленно летя в наглую морду самодовольного Вейнера. Айрон стремительно отступил, не утруждаясь при этом отпустить жену и когда блин с тихим «Шмяк» свалился на пол, адмирал все еще удерживал Райве, практически на весу.