Кика уже выплыла из дворца-полипа.

Далекие скалы, казалось, были раздуты, а близкие детали подводного пейзажи выглядели тонкими и искривленными, даже пузатые морские огурцы. Любые предметы, которые привлекали его внимание, сразу разбухали, обретая яркость и выпуклость и даже начинали выворачиваться наизнанку.

Медузоид, начиненный Даниловым, стал быстро подниматься вверх по циклопической расщелине, образованной тремя каменными пиками. Данилов сперва страдал от малоприятных инерционных нагрузок, но затем ему удалось почувствовать странное тело кики. И он ощутил себя просто пузырьком, летящим в густой сини.

Холодная океанская бездна засветилась, стала теплой и пестрой, задышала переливающимися красками.

Под Даниловым проплывали башни и шпили, они обращались в сияющие иглы, которые пронзали толщу воды, рассыпая соцветия как будто одушевленных огоньков. Соборы-полипы и церкви-кораллы тянулись к ледяному панцирю особенно безудержно там, где истекало тепло из вулканических трещин океанского дна. Соборы и церкви космической Европы свидетельствовали о Творце куда больше, чем те соборы и церкви, что остались на Европе земной.

А потом в сферу зрения попал бобер, активно буравящий океан. Аппарат нелучшим образом отличался от подводных существ, молчаливых и аккуратных.

Ощутилась новая сила, она потянулась не без боли из точки в крестце по раскручивающейся спирали.

Потоки силы разветвились, мягко оплели бобра, проникли в него, а потом внезапно напряглись. Машина раскрылась как цветок, из ее лопнувшего чрева потянулись широкие розовые струи, похожие на лепестки.

Но следом вспышка ударила в глаза, в мозг. Кожу тоже как будто ошпарило. Данилов прорычал от неожиданности и боли. Но нет, с ним пока ничего не случилось. Он просто почувствовал, как кику задел сноп огня и пара, выпущенный другим бобром.

— Эй, ведомый, — прорвался сквозь помехи голос Варенцова. — Забудь о себе на время.

И Данилов забыл себя так, как этому учил Борибабин. Тогда океан превратился в компот из множества различных напряжений. Хоботы и рукава силы пронизывали его во всех направлениях. Полипы, черви, медузы, морские звезды, гидры беспокойно ощупывали друг друга, проверяли намерения, готовились к нападению и отпору. И при том их силы сплетались в общую паутину, в сеть.

Мгновением позже в один из узлов этой сети влетел бобр. И сразу замедлил ход, потерял ориентацию, потух его дотоле раскаленный нос, стреляющий волной огня и пара. Мощные хоботы быстро обняли бобра, напряглись и тот словно размазался в толще воды.

Данилов больше не видел ни одной машины.

— Они просто уже сделали свое дело, — сообщил Варенцов. — Создали слой ураносодержащих наноботов, то есть пленочную А-бомбу под цепочкой кластеров от 03–57 до 03–65. После взрыва на площади в три квадратных километра ледяной панцирь превратится в крошку и взлетит на высоту в двести метров. В океане тоже случится большой буль-буль. Короче, нам пора сматываться.

— И когда долбанет? — возникла в эфире Кац.

— Я не в курсе, какой взрыватель собираются применять эти поганцы. Скорее всего, бубухнет через десять-пятнадцать минут. А сваливать надо уже сейчас.

— Черт тебя дери, Варенцов, Афродита обнаружила Нинет. Мы должны что-то придумать.

— Нинет? Это еще что такое? Почему я не знаю? — возмутился Данилов.

— Знание накладывает обязательства. — охотно отозвался Варенцов. — Нинет — это последний виртуальный эксперт с женской психоматрицей, сгенерированный другими экспертами незадолго до их гибели. Ее существование было всегда страшной тайной и поэтому она уцелела. Кац, значит, тебе еще не говорила о истинной цели своего появления на Европе?

«Как же я раньше не догадался? Кац ищет во льдах свое дигитальное „альтер-эго“. Но возможно своими поисками она помогла Афродите, которая разыскивает „помесь знания и скверны, дрыхнущую во льду юпитерианского спутника“».