Пересели в стоящие на берегу открытые повозки, и поехали смотреть заводы.

Мои умельцы, в экспериментах с различными присадками к стеклу дошли до качества хрусталя, но гранить у них самих не получалось, и я гранил его у минских ювелиров.

Стаканы получались толстыми, но, после огранки, красивыми. Я такие когда-то давно, в прошлой жизни, дарил на юбилей своему отцу. Набор для виски, он назывался. Квадратный графин и шесть невысоких широких квадратных стаканов.

Почти такой же Царю и показал мастер, сняв со стола шёлковый плат.

- Вот, Царь-Батюшка, извольте принять в дар от мастеров наших, - сказал я просто.

Василь Василич взял огранённый стакан и поставил его в луч света. Многоцветные искры брызнули в разные стороны.

Тесть ткнул меня в бок.

- Как он видит? - Тихо шепнул он.

- Сам диву даюсь... - шепнул я в ответ.

- А может сюда чегой-то плеснуть? - Задумчиво спросил Государь.

Как говорил классик: "У нас собой было..."

Я кивнул вестовому, и тот бегом принёс из повозки коньяк с оливками, и ловко расплескал коньяк по стаканам.

- Выпьешь с нами крепкого? - Спросил Царь мастера.

- Не позволительно, на работе, чай... - с тоской сказал тот, косясь на меня.

Я чуть видно качнул головой.

- Но ежели Михал Фёдорович не против, то мы с царём-Батюшкой... завсегда... - уже весело сказал он.

- Взяли, - сказал Царь, и первым поднял бокал, глянул сквозь него на свет, и покачал головой. - Ну, Михась... За мастеров наших, твою светлую голову и помыслы.

- Ура! - Тихо сказал я.

- Что это за питьё!? - Спросил Василь Василич, зажёвывая оливкой, сунутой мной ему в руку. - И ягода, какая-то... не ягода. Кишмиш думал, ан нет...

- Виноградный дух в бочках дубовых выдержанный, - пояснил я. - А ягода... Масленица греческая. Олива.