— То сейчас ветерок от нас подул, потому и не чуешь, — объясняет тот, продолжая всматриваться в лес. — Я пойду. А ты, Дмитрий, обожди пока. Неча вдвоем наугад соваться. Как помашу, тогда двигай следом.

Не дожидаясь моего согласия, Алексашка, пригнувшись, вышел из-под ветвей и, опираясь на срубленную по моему примеру палку, быстро пошел к тому берегу.

Глядя на него, понимаю, что забыл свою палку в убежище, но решаю не лезть за ней. Реку и так перейду. А там, ежели надобно будет, срублю новую. Кстати да, надо подобрать подходящую лещину и вырубить себе шест. Благодаря дядькиным занятиям, я с шестом управлюсь гораздо лучше, нежели с саблей. Вот интересно, а почему он никогда не учил меня владению каким-нибудь самурайским мечом?

Добравшись до противоположного берега, Меньшиков растворился в темных зарослях. Через минуту снова вышел на лед и замахал мне рукой.

— Следов не нашел, но дымком попахивает ощутимее, — сообщает он, когда я добираюсь до него. — И вроде как голос слышал.

— В какой стороне?

Алексашка указывает вдоль опушки.

Снова пробую воздух носом, и опять никаких результатов.

Начинаем осторожно пробираться в определенном княжеским денщиком направлении. Это оказывается нелегким делом. Ломиться словно лоси через кустарник по понятным соображениям нельзя — мало ли кто греется у того костерка, к которому мы стремимся. По этой же причине нельзя выйти на открытое пространство. Приходится петлять в зарослях, выбирая проходимые промежутки меж кустов и стволов. Если бы не близкая опушка, то лично я от таких частых поворотов давно потерял бы направление. Опять же, на открытых местах и снега было чуть ли не по колено.

Я было пожалел, что поперся на ночь глядя за неугомонным спутником, но тут почуял запах костра. Да не просто запах дыма, а еще и явный аромат готовившегося на огне мяса. Воображение нарисовало румяные кусочки сочной свинины, чередующиеся на шампуре с маленькими помидорчиками, сморщенными от исходящего от углей жара. Рот наполнился слюной. Однако разум заставил настороженно остановиться.

— Сань, — окликаю двигающегося впереди парня. — Александр, погоди.

— Чего?

— Это не может быть Петр Александрыч. То кто-то другой.

— С чего ты так решил-то? — нетерпеливо спрашивает Алексашка. Ему явно не терпится скорее двинуться дальше.

— Ну, вот скажи, мог ли кто-то во время нападения догадаться прихватить с собой еды на всякий случай? Типа, вдруг придется по лесу улепетывать да заночевать. Могло такое быть?

Меньшиков некоторое время смотрит на меня, затем поворачивает голову в сторону доносящегося аромата, и его ноздри расширяются, втягивая воздух.

— Все одно надо проверить, — упрямо говорит он.

— Надо, — соглашаюсь, манимый надеждой разжиться хоть какой-то едой. — Но осторожно.

Далее двинулись еще более аккуратно обходя заросли. Хоть и стемнело уже изрядно, однако на фоне белого снега должно было быть отлично видно все движущееся. А вот если бы кто неподвижно стоял в карауле, то мы вряд ли смогли бы отличить темный человеческий силуэт от ствола дерева или густого куста. Потому мы более полагались на слух, нежели на зрение.

Алексашка останавливается и поднимает руку в предостерегающем жесте.