— Ясно, мы его все узнаем, — произнес Налим с сомнением, — однако, кроме тебя, его никто не заметил.
— Потому что вы все на баб смотрели и мечтали, как под юбки полезете! — рявкнул Агафон. — А он вам и сам показываться не хотел.
— Но я помню, что к забору баба подходила… — упрямо сказал Налим. — Белобрысая такая, почти как Элька, но полная и постарше, где-то за тридцатник.
— Брось ты, — хмыкнул Луза, — ты в это время Лидкины сиськи щупал и стоял спиной к забору. Нет, там точно был мужик. Но разглядеть не успел — Ларка щекотаться стала.
— А я, сказать по правде, ни хрена не видел… — пасмурным тоном произнес Гребешок. — Все на Ксюшку глядел… Эх, биомать!
— Миш, — отечески сказал Агафон, — завязывай душу травить! Не вытащить ее оттуда, понимаешь? И мы не виноваты, и ты не виноват… Так получилось.
— Ладно, — насупился Гребешок, — не утешайте, а? А то сейчас наутешаете до того, что бахну себе в башку — и хана придет. Я уж сам себе, пока то да се, в голову набивал — и то, что она шлюха съемная, и то, что черная, и то, что дура, — все припомнил. Даже думал, что она мне уже через неделю надоела бы. И о том, что пройтись с ней, черномазой, по улице даже в городе неловко. И о том, что детишки, если что, тоже на негритят будут похожи… А все равно, сколько бы плохого ни думал про нее, все равно больно. Она вот тут сидит и улыбается…
И Гребешок смахнул слезинку, выехавшую из правого глаза на щеку.
— Хорошо, — жалостливо вздохнул Луза, — что мы все пушки на даче оставили… А то бы ты и впрямь шарахнулся.
— Блин! — вырвалось у Агафона, который вдруг припомнил все, что должен был сказать ребятам еще вчера, сразу после ухода Сэнсея… Он хлопнул себя по лбу ладонью.
— Ты чего? — обалдело моргнул Налим. — Комаров вроде нет…
— Да вспомнил, е-мое, что вчера самое главное забыл вам передать! Из-за всей этой хиромантии… Короче, он прилетел так спешно нас предупредить. Надо, мол, под хорошую крышу перебираться. Дескать, нас на даче слишком до фига собралось, и к тому же те «черные», которых мы в деревне пошмаляли, могут туда ночкой прийти и порезать нас, кайфованных, как телков. Поэтому, мол, московский хозяин, который над Сэнсеем заместо Ворона, пришлет людей под видом ментов. Они нас будто бы повяжут и вывезут, чтобы эти козлы нас искали потом по СИЗО или зонам, а не на воле. Уловили?
— Что-то не верится… — протянул Луза. — Может, это настоящий мент был, а? Только загримированный под Сэнсея. Как Фантомас…
— Блин, Луза, ты в какой класс ходишь, а? Если бы за два метра не перерос, я бы подумал, что в пятый. Неужели ты думаешь, что я бы не разглядел с полметра, что мужик в гриме пришел?
— Однако же мы вчера утром чуть не утопли, когда девахи от дури свой кубик включили, — припомнил Налим, — я, блин, помню, что вода морская была кругом. И глубина хрен знает какая. Все в натуре! А оказалось — лежим сухонькие возле бани и траву руками загребаем…
— Говорю тебе: кубик у меня был. Я его Сэнсею отдал под самый финиш.
— А если у него такой же был, что тогда? — спросил Гребешок, который немного успокоился и довольно толково врубился в разговор. — В смысле не у Сэнсея, а у того, кто им прикинулся?
— Вспомнил! — неожиданно воскликнул Налим.
— Чего еще? — буркнул Агафон. — Опять идея клюнула?
— Я говорю, вспомнил, с какой бабой ты разговаривал у забора!