— Отсюда, — сказал Копаев. — А там видно будет.
Гондольер пожал широкими плечами, опустил весло в воду, тихонько пошевелил им и негромко запел. Песни гондольеров, как помнил Копаев все из той же телепередачи про Венецию, назывались баркаролами. Эта баркарола была несколько странная — не на итальянском языке и не на русском. На английском, с жутким акцентом:
Произношение у гондольера было скверное, но голос очень даже неплох. Копаев поудобнее примостился на скамье, служившей, как он понял, местом для пассажиров. При взгляде изнутри гондола более всего походила на корыто, здоровенную такую лохань, неспех переделанную в лодку. Единственным порадовавшим Копаева признаком комфорта был тент из синтетической ткани в белую и зеленую полоску, натянутый на раму из дюралевых трубок; без тента на солнцепеке было бы невмоготу.
Копаев обернулся к гондольеру, продолжавшему мурлыкать себе под нос нерусские слова, и полюбопытствовал:
— А скажите пожалуйста, что это за Венеция такая? — и повел рукой вокруг себя.
Гондольер прервал баркаролу и коротко ответил:
— Северная.
— Что-что?
— Ну, город так называется, — пояснил гондольер несколько более развернуто. — Северная Венеция.
— Понятно, — кивнул Копаев. С названием города вроде бы разобрались. Знать бы еще, где он находится. — А что, есть и Южная Венеция?
— Не-а. — Гондольер помотал головой, создав легкий ветерок широкими полями своего сомбреро. — Нету никакой Южной Венеции. Есть просто Венеция, да и ту, по правде сказать, залило уже по самые крыши.
— Что же у вас тут случилось? — спросил Копаев. — Всемирный потоп?
— Ага, потоп, — кивнул гондольер. И, хитро прищурившись, посмотрел Копаеву прямо в глаза. — Странно вы говорите: у вас. Нездешний, что ли?
— Нездешний, — подтвердил Копаев, ругая себя за досадный промах. Впрочем, промах был незначительный.
— И откуда вы такой нездешний, что про потоп ничего не знаете? — допытывался гондольер. — С Луны, что ли?
— С Марса, — сердито буркнул Копаев.
— А-а, — как будто с пониманием протянул гондольер. — Ну, и как там у вас, на Марсе-то?
— У нас там прохладнее, — сказал обливающийся потом Копаев, — гораздо прохладнее. И воды у нас поменьше будет.
— Мерзнете небось, — сочувственно сказал гондольер.
— Да. Особенно зимой.