– Йока, не хочешь ли ты погулять в кедровнике? – спросил Такэно, преодолевая непонятное смущение, которое он часто испытывал теперь в общении с ней.

– Может быть, – ответила Йока, мельком взглянув на Такэно и тут же опустив голову.

Такой неясный ответ мог быть только отказом. Если бы на месте Йоки был кто-нибудь другой, Такэно должен был бы сказать: «Хорошо, возможно в другой раз» – и закончить на этом разговор. Но в данном случае правила приличия не действовали, ведь и Йока нарушила их: она явно выказала невежливость, поставив Такэно в неловкое положение своим двусмысленным ответом.

Такэно удивился: как это она не побоялась обидеть его? Но затем он понял, что отказ Йоки был свидетельством близости между ними, так как только в отношении очень близкого человека девушка могла позволить себе такую вольность. Сознавать это было приятно; мало того, Такэно вдруг почувствовал себя необыкновенно счастливым.

Он искоса взглянул на Йоку: она была очень мила в своем наряде, состоящем из длинного голубого халата, перепоясанного широким красным поясом с узором из золотых цветов, и синей накидки, расписанной белоснежными облаками. Густые черные волосы Йоки были собраны в пучок и заколоты двумя деревянными спицами; на лице не было ни пудры, ни румян, ни белил, но прекрасное юное лицо девушки и не нуждалось в них.

Такэно замялся, не зная как выразить охватившее его чувство, но быстро нашелся и вновь предложил:

– Не хочешь ли ты прогуляться в кедровнике?

Его настойчивость могла означать одно из двух: либо стремление поставить Йоку на место, то есть наказать ее, либо это было проявлением любви, имеющей право не считаться с некоторыми условностями.

Голос юноши был ласковым и нежным, тем не менее, Йока испуганно посмотрела на Такэно, боясь ошибиться. Ее сердце пронзила радость, потому что в глазах Такэно она прочла ответ на свой вопрос: это было объяснением в любви.

– Хорошо, – проговорила она, потупившись.

Преграды были пройдены; забыв о сдержанности, Такэно воскликнул: «Йока!», и взял ее за руку. Он часто брал Йоку за руку и раньше, но тогда прикосновение ничего не значило, потому что они с Йокой были просто мальчиком и девочкой, которых связывала большая дружба. Ныне же прикосновение приобрело огромную важность – оно объединило двух влюбленных.

Йока затрепетала, однако, быстро оглянувшись, убрала свою руку, ведь выставлять сокровенное напоказ не только неприлично по отношению к другим людям, но кощунственно и дерзко по отношению к великим богам, которые посвящают двоих в тайну любви не для того, чтобы они поведали об этом всему свету. Йока с укором и с сожалением глянула на Такэно; он немедленно наклонил голову, признавая свою вину. На глазах Йоки появились слезы: благородство любящего мужчины всегда трогает женщину до глубины души.

Для того чтобы заполнить возникшую паузу Такэно сказал первое, что пришло ему в голову:

– А знаешь, мы получили точные известия о том, что князь совсем не приедет к нам в этом году.

– Он еще ни разу не приезжал с тех пор, как мы здесь живем. Говорят, у него большая свита, – поддержала разговор Йока.

– Да, так говорят, – кивнул Такэно и, не сдержавшись, предложил вновь: – Ну, пойдем в кедровник? Я покажу тебе, как умею стрелять из лука.

– Ты хочешь избрать путь воина? – спросила Йока, переменившись в лице. – Но воины часто погибают.

– Наши отцы не были воинами, но погибли. И матери наши умерли: мою забрала болезнь, а твою – Большая Волна; никто из наших родителей не был воином, но все они ушли из жизни в молодом возрасте, – вздохнул Такэно. – Небо определяет, кому жить, а кому умереть, и оно не разбирает, кто чем занимается.