Он уже очень неплохо знал старорусский язык и вполне понимал смысл этого шепота. Условно. Плюс-минус. Все-таки русский язык XV века не настолько кардинально отличался от современного.
Иоанн же, заметив это внимание, улыбнулся ему уголками губ, никак не прокомментировав свои слова…
Часа три так просидели.
После чего король пообедал, немного вздремнул и сел за рутинные дела. Ведь кроме его попытки уклонится от Великого Крестового похода, Иоанн свет Иоаннович готовился к нему. Потому что всякое бывает. И не факт, что спустя год или два не придется вынужденно туда прогуляться. Вот он и трудился… впрок так сказать… в очередной раз модернизируя армию.
Не коренным образом. Нет. Просто улучшая ее вооружение, благо, что, получив из Бургундии, Фландрии и Италии мастеров-кузнецов в квалифицированных подмастерьев он обрел просто колоссальные возможности.
Пехоту он задумал переодеть в легкие кирасы, вместо ламеллярной чешуи. Причина проста — кираса, если ее правильно изготовить, переносит весь свой вес на бедра. Более того — через нее можно перенести на бедра весь вес навесной нагрузки. Из-за чего у бойца кардинально разгружался позвоночный столб, снижалась утомляемость и повышалась общая выносливость. Даже по сравнению с таким воином, который лишен любого доспеха. Ведь у него все снаряжение вешается на плечи, то есть, «грузиться» на позвоночный столб со всеми вытекающими.
Кирасы он решил делать тонкие из металла 0,8–1,5 мм, сваривая их из горизонтальных полос. Так получалось радикально дешевле и многократно быстрее, чем если тянуть кирасы цельными.
А сварка? Ну… ацетиленовые горелки для освещения он уже употреблял. Для сварки цветных металлов тоже. И, как показали опыты, жар пламени ацетиленовой горелки вполне годился и для сварки железа, накладывая лишь ограничение на толщину деталей[1].
Предельно простая форма. Минимально разумная толщина[2]. И очень простая технология. Из технологических нюансов — только уголок-упор для огнестрельного оружия, который снимался, крепясь на четырех болтах.
Пехота по мере перевооружения проходила и переименование.
Воины ближнего боя теперь именовались не пикинеры, а гвардейцы. Кроме нового корпусного доспеха они получали и уточненный комплекс вооружения.
На поясе они теперь несли типовой тесак с развитой гардой корзинчатого типа. Это было их личное оружие. Плюс поясной кинжал по типу камы, которая, впрочем, еще не имела бытования на Кавказе.
Остальное вооружение имело характер ситуативного и выдавалось из обоза по мере необходимости.
Стандартный комплект из пики с легким круглым щитом никуда не делся и остался базовым. Но, в случае необходимости, из обоза гвардейцы могли получить бердыш, полекс или альшпис. А также тяжелые штурмовые щиты по типу классических римских скутумов. Но это все — ездило не на плечах, а в фургонах и выдавалась там и тогда, когда нужно. Что позволяло очень гибко маневрировать гвардейцами. Надо — они пикинеры. Надо — тяжелая штурмовая пехота. И так далее.
Аркебузиры также переименовывали по мере перевооружения — в стрелков. Основным их оружием становилась фузея — длинноствольная аркебуза с отъемным игольчатым штыком. На поясе у них висел такой же тесак с кинжалом, что и у гвардейцев. В обозе же ехали мушкеты, пищали и дробовики. Так что и стрелковые роты, как и гвардейские отличались достаточно большой гибкостью. И годились не только для линейного боя в поле, но и для специальных задач.
Коннице тоже досталось…
Улан эта реформа касалось в меньшей степени. У них только щит заменили, поменяв большую «каплю» на металлический «круг» средних размеров и линзовидного профиля. С плечевым и кулачным хватом, дабы повысить вариативность применения.
Полулаты теперь были у всех в обязательном порядке. На поясе у них висел тяжелый палаш, всем своим видом напоминающий гостя из эпохи Наполеоновских войн. У седла крепились: кончар и пара тяжелых пистолетов по типу рейтарских.
А вот королевских гусар поменяли кардинально, превращая в, своего рода, не то легких рейтар, не то карабинеров.
Во-первых, их всех должны были пересадить с легких пород на линейные. Потому что выносливость легких пород выходила слишком уж неудовлетворительной.