— Все в порядке. Держусь. Мне стало намного легче после вчерашнего, когда ты… то есть… Я боялась, что ты прогонишь меня.

Он выглядит удивленным:

«За что?»

— Я ведь ослушалась. В случившемся есть моя вина.

Он хмурится и резко качает головой:

«Ты не виновата в том, что кучка утырков решили разжиться чужим добром. Что они взяли в плен людей. Что посчитали, будто им можно то, что нельзя остальным. Ты ни в чем не виновата. И мне приятно, что ты приехала меня навестить».

После его слов я вдруг начинаю шмыгать носом, хотя приехала с четкой целью — поддерживать его. А потом он обнимает меня и жалеет.

Он пишет:

«Все хорошо. Главное, что ты в порядке. Мне приятно видеть тебя в полном здравии».

— Было страшно, да? — спрашиваю.

«Очень», — отвечает боец без лишней бравады.

Некоторое время мы молчим, а потом он показывает планшет с цифрами — я догадываюсь, что это его номер телефона, и улыбаюсь.

«Мне ужасно скучно, — пишет он. — Если хочешь, то пиши».

Делаю дозвон, и он сохраняет мой номер как «Катерина», без всяких уточняющих пометок.

Приходит врач, по традиции мы тут же прощаемся, и я еду к психологу, с которым на этой неделе встречаюсь каждый день. Родители и слышать ничего не хотят, я должна посещать специалиста — и точка. Впрочем, ничего не имею против.