– А еще купили огрълицу! – загалдела наша красавица-евреечка, обрадованная легкостью получения денег со щедрого мужчины.

Монисто, перевел мой внутренний толмач. Я давно знал, что монисто это ожерелье из бус, монет или камней, и строго ответил:

– Мы утепляемся, а не украшаемся! – и общественных денег не выдал – пусть за ожерелья платит из своих.

Противный антисемит! – подумала Наина.

Наглая русофобка! – подумал я.

Русский дурак! – подумала Наина.

А я не глуп! – подумалось мне.

Потом отобедали, на этот раз достойно, и отметили покупки. К больной подруге я вернулся слегка навеселе. Марфа поприветствовала меня взмахами остатка хвоста и опять уснула. Начал засыпать и я, но тут неожиданно пришел Богуслав, хотя ему после ракии полагалось по моим распутным понятиям лежать на Ванче.

Оказалось, что болгарка ускакала к иудейке обсуждать покупки и по очереди примерять огрълицу. Богуслав был недоволен таким поведением своей женщины, которая, как он полагал должна ему ноги мыть и воду пить, и потому злобен.

– Рассказывай, о чем там с болгарами на дороге болтал, пока меня не было, – приказал он, ерзая и умащиваясь у меня в ногах поудобнее. – И пусть там эти бабы воркуют себе хоть до ночи!

Я рассказал о безобидных болгарских волках и нахальных шакалах.

– Да у них все была погода, как у нас летом, – пояснил Слава, – а летом и наши волки людям особо не мешаются и опасности из себя не представляют. А вот шакала этого, сколько уж мы в этой Болгарии, я и не видал ни разу.

Да, пролежав пять дней с Ванчей на кровати, ты, наверное, только и удивлялся: а что это шакалы по комнате не скачут? – подумалось мне. А в неизвестном селе, где Марфа отравилась, ты поди неустанно ломал голову: а что это друг-шакал клопов рядом со мной не кормит?

– Шакалы русского человека, наверное, как огня боятся, – сказал я побратиму. – Завоют друг другу, как нашу ватагу увидят: русские идут! – и ходу от нас подальше.

Богуслав скорбно покачал головой.

– Тебе бы все хиханьки, да хаханьки, а у меня от переживаний скоро голова отвалится!

Тут я тоже обозлился и ответил:

– Ну сколько можно? Ты со своим бабьем сам разобраться не можешь, и каждый раз прешься ко мне: ой спасите, помогите, пропадаю! Я же к тебе каждый вечер не бегаю – ох, скучаю по любимой жене мочи нет, и не перевешиваю это на тебя! – и тут же еще и спел из народной альпинисткой:

– Если голову случайно оторвало,

И ее уж больше нечем заменить,