Что значит «странная»? Альма всегда была довольно заурядной, ни к чему не выказывала ни особой склонности, ни особых способностей. Уже это Ирис казалось странным, чтобы не сказать неприятным, так же как преувеличенная озабоченность собственной внешностью, особенно волосами. Альма часами простаивала перед зеркалом, укладывая волосок к волоску, и не выходила из дома, пока не была полностью удовлетворена, а иногда даже возвращалась с полдороги, если отражение в случайно попавшемся на пути зеркале ей чем-то не понравилось.
Сколько они ссорились по этому поводу, когда у Ирис лопалось терпение.
– Что ты прилипла к зеркалу? Какое это имеет значение? Ты опаздываешь!
И Альма захлопывала дверь перед ее носом. Это, что ли, имел в виду Омер? Что она глядится в зеркало, вместо того чтобы обслуживать клиентов?
– Хватит гадать, скоро ты все узнаешь! – произнесла Ирис вслух. – Вот-вот будешь дома, и все разъяснится.
Но дома ее ждала записка от Омера, его корявым почерком: «Ушел на вождение», и она ударила кулаком по дурацкой бумажке. Какая досада, что она так торопилась вернуться! Ведь она могла бы сейчас сидеть с Эйтаном, могла бы спрашивать его: «А помнишь, как я считала, что, когда колотишь по животу, получаются дети?»
Но, может, все к лучшему, может, лучше дождаться приема, назначенного на начало следующего месяца? Куда торопиться? Она даже не станет спешить открыться ему, когда войдет в кабинет, наоборот, подождет, посмотрит, узнает он ее или нет. Таким образом она получит перед ним преимущество, вроде преимущества Иосифа перед братьями, вроде того преимущества, которое он имел перед ней тогда, потому что знал, что намерен разорвать связь, а ей это и в голову не приходило: она была в полном неведении, как курица искупления[3].
Тем не менее она позвонила в клинику и спросила, нельзя ли попасть к доктору Розену пораньше, и, пока ждала ответа, серебристые створки лифта открылись и из него тяжело вывалился Микки в необъятной синей рубашке поло – всегда кажется, что лифт для него слишком узок, – и пришлось прервать звонок, не дожидаясь ответа.
– Когда ты разговаривал с Альмой? – поспешно спросила она, пока он наливал себе воду и разочарованно заглядывал в кастрюли. Отцу Альма звонила чаще, чем ей.
– Вчера. Почему опять рис с фасолью?
– Вот сам и готовь, если это тебя не устраивает.
– Ты знаешь, что у меня нет проблем с готовкой, проблема в том, что вам с Омером моя стряпня не нравится, только Альма ее любит.
– Вот именно, – съязвила Ирис. – От любви к твоей стряпне у нее анорексия.
И тут же пожалела о сказанном. Какая там анорексия! Она просто худая, многие девушки с удовольствием поменялись бы с ней, и зачем нужно обижать его только потому, что он вошел в неподходящий момент, что Альма любит его больше, чем ее, что, когда Ирис выходила за него замуж, она и думать не могла, что Эйтан ее ищет.
Действительно ли он искал ее?
– Как она разговаривала? – спросила она.
– Нормально. У нее небольшой перерасход по карте, попросила меня его закрыть. Была очень мила.
– Мила? Она не показалась странной?
– Странной? – он удивился. – Что ты имеешь в виду? С чего ей быть странной?
Она уселась за стол напротив него.