– Я вижу, зачем?

– Съесть хочу.

– Фу, дикарка. Есть рыбу – это дикость.

– Дикость – питаться кровью живых существ.

– Много ты понимаешь, кровь человека дает нам вечную жизнь.

– А зачем она тебе, Вермилон? Чтобы лежать в гробу?

– Чтобы править смертными, недалекая гостья. Власть – это все…

– Много ты имел власти, и что, доволен? – спросила Ганга. – Бабы тобой помыкают, а ты терпишь.

– Да, ты права, клыкастая. Бабы – моя слабость. И что? А я имею право иметь слабости, так я себя чувствую живым…

– Странный ты, Владыка, – отозвалась Ганга. – Живешь долго, подчиняешься женщинам, болеешь, и все для того, чтобы через муки чувствовать себя живым. Не понимаю…

– Давай я тебя укушу, и ты меня поймешь… Не сразу, правда, но через лет так тысяч пять-шесть поймешь.

– Не, спасибо. Мне и так хорошо. Я не хочу жить вечно и спать в гробу.

– В нем уютно, – без всякой надежды в голосе проговорил Вермилон. Рассеянно взял рыбу с крыльца и, задумавшись о чем-то своем, стал ее есть.

Перед закатом пришла Коте, взяла Вермилона за руку и потащила в замок.

– Совсем старый стал, ну как дитя малое, – сокрушенно пожаловались она Ганге. Та лишь изобразила улыбку, обнажив клыки.

«Странные эти вампиры, – подумала она, – и почему их все боятся?»

Она пожарила рыбу на костре, и на запах вышел старичок.

– Есть будете? – спросила Ганга.

– А что там у тебя, дочка? – спросил старичок и повел носом.

– Рыба, вино, вода и божественный плод. – Она немного разгрузила седельную сумку лошади. Сняла с нее седло и отпустила пастись.