Глава 1. Лиза

Тем злополучным вечером я увидела его впервые. Я занималась тем, что неторопливо размазывала грязь по полу. Стены серые, пол серый, затоптанный, а швабра ярко-салатовая, и это мне нравилось, хотя её я тоже ненавидела. Хотя, в тот период своей жизни я ненавидела всех, особенно этих мужчин. Мне казалось, что они специально игнорируют коврик у дверей и топают своими грязными ботинками оставляя на полу осеннюю грязь. Им нравилось унижать меня, Лизу Муромскую, девочку, что играла на трех музыкальных инструментах, а в обеденный перерыв читала Шекспира. Они хотели меня сломать, и порой мне казалось, что у них получается.

Так вот, вернусь к нему. Я старалась не поднимать глаз от пола, мне так было легче. Шваброй вперёд, назад, сунуть в ведро, отжать и снова. Но в этот раз на движении вперёд моя салатовая подружка по несчастью уткнулась в лакированные ботинки. Они буквально сверкали, и вдвойне удивительно, почему же от таких блистательно чистых ботинок грязные следы? У меня в зобу дыхание сперло. Да, я ничто. Я значу для них меньше, чем тот же коврик. Но… сколько можно?

— Там есть коврик, — сказала я выпрямившись. — Возле двери.

И потом только подняла на него глаза. Медленно, очень медленно, боясь его гнева и одновременно ликуя — я дала хоть какой-то отпор! Дорогие ботинки, брюки идеально выглажены, галстук… Галстук повязан небрежно, и мне ужасно хочется его перевязать — это я могу мастерски, но желание глупое. Наконец добираюсь до лица, голову приходится задрать, так как мужчина гораздо выше меня. И смотрю в его глаза. Они абсолютно непроницаемы, по таким не понять, что у человека на уме. Он может с равным успехом рассмеяться или просто заехать мне по лицу, мне хочется сжаться в предчувствии этого удара.

— Богдан Львович, — влез сопровождающий мужчину парень. Наверняка — охрана. — Я…

— Не стоит, — остановил он парня, хотя тот явно горел желанием поставить меня на место. — Девушка права.

И… вернулся назад, тщательно вытер ноги о коврик. Растерянный телохранитель сделал тоже самое. Мимо меня прошли молча, а я, не понимая, зачем мне это, за ними следом, швабра салатовая волочится по полу. Дверь в кабинет закрывалась медленно и я успела уловить обрывок разговора.

— Это что за чудо со шваброй? — спросил тот, что Богдан Львович.

— Это городская сумасшедшая, — засмеялся Виктор.

Дверь закрылась, я остановилась перед ней. Так и есть — сумасшедшая. Нормальная бы сюда не попала, нормальная обходила бы это место за сотни метров, как минимум. А я — здесь. Я искреннее ненавижу каждый сантиметр этого здания, которое практически стало мне тюрьмой. Тогда, несколько месяцев назад, когда меня притащили сюда и истерзанную, причём не столько физически, сколько надорванную душевно, бросили на пол перед Виктором, он сказал:

— Отмыть и на панель.

И забыл про меня, зачем я ему нужна? А я… я не хотела, я не могла. Мама бы в гробу перевернулась, попади я на панель. Хотя, она бы и за смерть Василька… не думай, Лиза, не думай о том, чего не можешь изменить.

— Нет, — твёрдо сказала я прямо с пола. — Я просто повешусь и все.

— Думаешь, мне тебя жалко? — хмыкнул Виктор снова обратив на меня внимание.

— Думаю, вам дороги ваши деньги…