— Панцирный ходок, а то еще Валуном кличут. Здоровый такой, в броне, что камень. Ух, а силен же! Взаправь — герой! А у вас в Мелавуде, как всегда, хиленький воробушек?

— Ничего не хиленький, — возмутился я. — Зверюга у нас о-го-го! Враз бы выпотрошил вашего черепаха.

— Кто?! Ваш-то? У Валуна на животе костяная пластина, что щит.

— Тогда сзади, — напал я.

— Там толстенный панцирь — не пробьешь ничем, — парировал старик.

— Ну, мечом по шее, и дело с концом.

— Да нету у него шеи, — засмеялся дед.

— Тогда сбоку под пластину, ап.

— Вот тут ты угадал. Сбоку на шве можно подрезать сухожилия, и все, там мягкое брюхо без ребер. Такой уж наш Панцирный ходок.

Я, прям, ушам не поверил. Старый хрен разболтал все, что можно про своего героя, но гончар вздохнул и сказал:

— Только ерунда все это. Убьют черти паршивые и вашего и нашего героя.

— Что это значит?

— Ты как с луны свалился. Ааа, понятно, Мелавуд — дикий край. Ты думаешь, ваши герои от поноса умирали. Правильно. Лучше хлебать щи, не зная из чего они. Я тебе скажу, бесенок. Бароны-то, что помельче рангом, теряют своих героев задолго до Великого праздника. Ни твой, ни наш не смогут выжить. Год Змея! — старик выпучил глаза. — Прошлый-то был годом кальмароголового Кракена — мерзкая тварь со щупальцами и птичьим клювом. Значит, этот — год Змея. Так всегда. Вот помню я, раньше все не так было…

— А ты, дед, — перебил я, — не боишься вот так с первым встречным о героях болтать?

— Посмотри на меня. Я пердну и окочурюсь. Чего мне бояться? Я в том возрасте, когда уже ничего не бояться.

— Интересно бы узнать про других героев, — сказал я. — У нас в Мелавуде люди темные, сам понимаешь, глушь.

— Я и говорю. Раньше на арену выходили все двадцать девять героев, с флагами, музыкой, в начищенных доспехах или панцирях. Цветы, вино, девки. И я тогда был молодым. Помню, один год я пошел на Великий праздник с женой, я как раз тогда женился, и тайком в толпе отстал от нее. И повстречал такую мамзель! Ммм! Тааакую! Я чуть главный бой не пропустил, так мы с ней кувыркались под мостом в кустах. Уже и моста того нет и кустов, а помню, как сейчас…

И сколько я не пытался выспросить про героев, в ответ — только любовные похождения. Блудливый был дед в молодости. Ой, блудливый.

Когда солнце коснулось верхушек деревьев, мы въехали на холм и увидели столицу. О, это зрелище! Обнесенный стеной город сверкал в лучах заката, словно жемчужина.

— Красота! — мечтательно произнес старик. — А как подъедешь ближе — дыра, что у девки между ног.