— Мы начали с твоей ссоры с Артом, — напомнил я.

— Я не стала бы называть это ссорой, — она застегнула сумочку. — Я, наконец, заявила ему, что, по моему мнению, эти дела с алхимией зашли слишком далеко. Он разозлился. Я осталась в Лондоне, он полетел за тобой. Артур очень впечатлительный и эксцентричный, — продолжала она с улыбкой. — Иногда он проходит подобные этапы. Это дает выход всему, что крутится в его сознании. На самом деле, он гениален. Ему постоянно требуется что-то, над чем работать.

Эллен посмотрела на часы и принялась застегивать пальто.

— Хочешь пойти ко мне на ужин? — спросила она. По ее тону становилось понятно: ей все равно, соглашусь я или нет. — Не могу обещать тебе смену блюд, как у доктора Кейда, но в квартале от моего дома есть отличный китайский ресторанчик. Оттуда можно заказать еду.

— С удовольствием, — ответил я, а затем попытался убедить себя, что меня действительно интересует только ужин.

Я впервые ехал в машине Эллен. Это был старый зеленый «сааб» с поблекшей внутренней обшивкой песочного цвета. Автомобиль больше подошел бы мужчине, но почему-то подходил и ей. Внутри пахло лосьоном и духами, все было очень чисто, машина явно принадлежала взрослому человеку.

На заднем сиденье лежал блокнот, скрепленный проволочной спиралью, смятый в шар лист бумаги торчал из пепельницы. Эллен извинилась за беспорядок.

Квартира располагалась на верхнем этаже трехэтажного дома в викторианском стиле на Поси-стрит. Это была маленькая улочка с односторонним движением на восточной окраине Фэрвича. На востоке города стояли только жилые дома, причем, как я понял, только жилища богатых людей. Там жил ректор университета вместе с несколькими профессорами и мэром Фэрвича. Хозяином дома Эллен был вышедший на пенсию преподаватель изобразительных искусств, который раньше работал в Абердине. Он также был известным художником, который, судя по всему, ежегодно жертвовал зарплату Музею изобразительных искусств Коннектикута и много заработал на продаже живописи. Он позволил Эллен жить там за сниженную арендную плату при условии ухода за садом. Девушка обитала здесь уже два года и ни разу не видела сад. Задний двор представлял собой участок, густо засаженный деревьями. С хозяином она встречалась четыре или пять раз.

Я ожидал увидеть современный дизайн — много свободного места, дорогую мебель, картины, может быть, ковер с геометрическими фигурами. Я оказался прав насчет всего, кроме ковра. Деревянный пол блестел под маленькими лампочками, лучи которых пересекались.

— Я отполировала его в прошлом месяце, — сказала она.

На стенах действительно оказалось несколько современных полотен — Лихтенштейн, Гоген и маленькая картина Дали. Над камином висел портрет Эллен. Это был абстрактный рисунок — немного линий и мазков, но художник очень точно подметил ее черты. Два мазка — и получился подбородок, вытянутая запятая — нос. Полупрозрачные волосы каскадом ниспадали ей на шею, словно шелковый водопад. Самый яркий и сочный цвет во всей картине использовался для глаз — миндалевидные очертания художник заполнил зеленым, который казался влажным.

— Очень хороший портрет, — сказал я, неотрывно глядя на него.

Эллен бросила пальто на спинку дивана.

— Это Хауи рисовал, — сообщила она. — В прошлом году.

Я посмотрел на нее.

— Хауи?

— Да, — кивнула она.

— Классно, — произнес я.

Девушка с опаской посмотрела на меня.

— Ты хотел меня о чем-то спросить?