А я, черт возьми, не собирался прозябать. Не здесь и не в этом времени.

Так что в следующий раз, когда Игнат бросился на меня, я поберег кулаки. Бить по печени, где нет костной ткани — не менее рискованно, кулак не закреплен, может вылететь к чертям. Поэтому я ударил ногой — жестко работая стоппером навстречу, в лучших традициях Джонса. Стопа плотно легла на коленную чашечку, выбив опорную ногу, и Игнат, потеряв равновесие, кувыркнулся на ковер. Я проводил его взглядом, останавливаясь.

— Заканчиваем? — сухо спросил я и улыбнулся. — Проход у тебя как-то не задался, может, в следующий раз получится?

На этот раз Игнат лишь что-то прохрипел. Этот кабан оказался настолько живуч, что почти полностью восстановился от пропущенных ударов. Тяжело и гулко дышал, покраснел и поднялся на ноги, вновь становясь в стойку, даже не хромал. Снова поверил, что сможет меня поймать. Как взбешенный мельканием красной тряпки бык, он собирал силы для очередного решительного броска.

— Сдаешься? — как показалось, с надеждой в голосе спросил он, утирая струящуюся из разбитой губы кровь.

Я только головой мотнул, дерзко поманив борца пальцем. Интересный какой, с хрена ли мне сдаваться? Мои пацаны заржали, как кони, понимая, что не Игнату сейчас раскачивать правила игры, а борцы, как будто придя в себя от шока, вновь начали поддерживать своего.

— Давай, брат!

— Ломай его, ты сможешь!

Игнат яростно подался вперед, с выпученными глазами, чтобы возложенные на него надежды соратников оправдать. Я остался стоять на месте, все это пора было заканчивать. Бросок разъяренного быка я встретил лоб в лоб, чем сбил Игната с толку. Он-то думал, что ему снова придется меня ловить. Но вот обломись, я резко отскочил назад по прямой, подлавливая правую руку борца. Игнат, уже лишенный равновесия, стал заваливаться вперед. Разница в тридцать килограмм нивелировалась, потому что борец потерял точку опоры. Благодаря этому мне довольно легко удалось сделать кувырок и развернуть его за руку, вцепившись в запястье. Мы рухнули на пол, я, перегруппировавшись, зашел на болевой, делая классический излом руки. При желании, из такой позиции я мог легко оторвать Игнату руку. И борец напрашивался на перелом и порванные связки — Игнат попытался высвободиться. Дури-то в нем все еще оставалось через край.

— Сломаю, — зарычал я, с трудом удерживая захват так, чтобы не переусердствовать. — Стучи, идиот!

— А-а-а… — рычал Игнат, теперь уже у него пропало всякое желание говорить.

Он продолжал лихорадочные попытки высвободиться из захвата. Сумел благодаря своей мощи подняться сначала на колени, а затем в полный рост. Я как клещом висел на его руке, понимая, что если отпущу — хана, он рухнет на меня сверху и удосрочит, вытерев мной ковер. Игнат же вряд ли понимал, как выходить из болевого из того положения, в котором он оказался. От того скорее инстинктивно сделал единственное правильное движение. Попытался поднять меня повыше, вместе с рукой, на которой я повис. Понятно для чего — ударить мной с размаху о ковер, приложить прямо затылком и хребтом.

Но вот хрен там, братец — ты сам напросился.

Я резко выгнул спину, увеличивая давление на локтевой сустав борца. И отчетливо услышал, как что-то хрустнуло. Что… ну да ладно, я предупреждал. Игнат взвыл, его рука резко ослабла и повисла плетью, я вместе с ней, сползая обратно на ковер.

— Э! Хорош!

Стучать гордый борец не собирался, но хруст, раздавшийся в зале, слышали все. Разнимать нас бросились и мои парни, и борцы. Я отпустил руку, понимая, что нанес Игнату травму, и не хотел ее усугублять. Парню просто нужно знать, что в спорте не менее важен инстинкт самосохранения, а не только бойцовский дух, который заставляет тебя идти до конца. Сколько таких львов, которые вместо того, чтобы постучать и сохранить здоровье, терпят до конца! Ну а потом засыпают или ломаются.

Игнат корчился на борцовском ковре, держась за поврежденную руку. Я понимал, что борцы могут и вскинуться, а тогда и наши не отступятся. Среагировал вовремя, вырос между Танком и еще одним борцом-тяжем. Они, как будто забыв о травмированном Игнате, сразу поперли друг на друга. Похоже, что успели зацепиться, еще пока мы Игнатом возились на ковре.

— Пацаны, хорош. Танк, тормози! Э! Борцы, своего заберите.

Уж не знаю, насколько бы сыграл мой сдерживающий фактор и каков бы был из меня «железный занавес», скорее всего, эта парочка громил попросту смела бы меня с пути. Но благо, что остальным бойца хватило тяму не разжигать конфликт. А может быть, причиной стал всё ещё лежавший на тумбе пистолет. Борцы хоть и были серьезной силой, но бандитами они не были. И если существует психология вооруженного человека — то есть и психология человека, кому это оружие угрожает. Все остановились, боксеры переключили внимание на меня, борцы — на Игната,.

Бедолага, малость не рассчитавший свои силы, шипел, пытаясь пошевелить рукой. Я с удивлением видел, что у него это даже получается. Блин, камень внатуре! Я-то думал, это гарантировано перелом, за малым не оторвал ему руку. Но нет, борец морщась, медленно повернул покрасневшую и уже немного припухшую руку, а потом еще и согнул. усть и не полностью, но главное — кости были целы…